Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

– Камрад, я вряд ли смогу тебя забрать. Послать к тебе санитара? И ведь твой майор еще здесь.

– Забери меня с собой!

Ну ладно. Но как?

– Сможешь мне на спину залезть?

Пехотинец приподнимается, смотрит на лежащего под ногами мертвого унтер-офицера. Улыбается.

Ах, да! Райзигер отталкивает мертвого в сторону. Тот с грохотом скатывается в траншею.

– Так, теперь получится.

Пехотинец садится, расставив ноги. Райзигер прижимается к нему спиной.

Снова лает пулемет. Райзигер пригибается: кажется, что пули летят у него над ушами. Слышит, как пехотинец на его спине издает приглушенный крик и роняет голову вперед. По щеке Райзигера струей в палец льется кровь. Пехотинец тяжело опадает на землю. Это был пулемет.

Наконец Райзигер забывает обо всем. Неважно, жив ли еще кто-нибудь где-нибудь. Мертвые тоже совершенно неинтересны.

Он спешит прочь. Майор стоит на коленях и плачет, плачет. Это тоже неинтересно. Райзигер поворачивается к нему спиной. Слышит крики позади себя. Вообще насрать. Он рычит, как бык. Насрать! А один пулемет, гавкавший до сих пор, вдруг превращается в сотню. Это тоже безразлично. Тем лучше будет бежать.

Через канаву, через березовую рощу, по песку, сняв каску, натянув противогаз, мимо Болля, крадучись, как индеец, через оскверненный лес, с раздутыми щеками противогаза, через поле, вверх, в горку, стянув противогаз, он подскакивает к капитану, удобно разместившемуся на корзинах со снарядами, окруженному офицерами, попыхивающему сигаретой:

– Капитан, там впереди все мертвые! Атака провалилась! – и падает. И на целые десять минут забывает о войне, о мире и о жизни.

Разбужен нашатырем. Над ним герр Винкель с матерински заботливым видом:

– Доброе утро, герр Райзигер, вы пробуждаетесь очень вовремя.

Пришел приказ: «Батареи, на передки!» А вот и денщик с лошадью. И вот уже гремят посреди бела дня голосами офицеров команды: «Батарея, марш!»

Отходим назад.

За спиной со всех сторон слышен гневный лай пулеметов. Это враг.

Дым и огонь поднимаются повсюду перед ними. Это враг.

20

Наши мензур-дуэли зачастую остаются непонятны для публики. Но это не должно нас смущать. Будучи студентами-корпорантами[44], и мы все, и я лично, мы всё это лучше знаем.

(Вильгельм II, 7 мая 1891 г.)

21

16 июля

Западный театр военных действий

Группа армий «Немецкий кронпринц»:


Вчера утром нами был прорван участок французских позиций к юго-западу и к востоку от Реймса. Особую роль при подготовке артиллерийского налета сыграли отряды корректировщиков. Артиллерия, минометы и газовые орудия своим разрушительным воздействием в связке с броневиками и пехотными огнеметами прокладывали нашей пехоте путь к вражеским позициям.

22

Уже во время самого артобстрела, происходившего 15 июля с двух до шести часов утра, среди артиллеристов пошли слухи, что план наступления сдал один заместитель пехотного офицера, перебежавший к врагу.

23

На сей раз французы не были застигнуты врасплох. С 1 июля, еще за пятнадцать дней до начала наступления, Фош уже знал, что произойдет. Перебежчики и пленные раскрыли ему все подробности. Он спешно подвел резервы и приказал армиям распределиться еще глубже и мощнее, чем раньше. Передовые позиции были оставлены… 15 июля немецкая артиллерия и минометы, как это было и в предыдущих сражениях, в основном обрушились на передовые ходы сообщения, которые на сей раз оставались практически пустыми.

(Эрих Отто Фолькман. Великая война 1914–1918, краткая история по служебным источникам Рейхсархива. Берлин, 1922)

Глава шестая

1

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное