Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Вода в яме медленно поднимается.

Райзигер лезет в карман шинели и достает блокнот – тот уже наполовину промок. Запихивает его под шинель и рубашку на груди. Винкельман пытается спасти бинты. Вытаскивает, а они толстые, жирные, как использованная губка. Выбрасывает их на землю. Оба смотрят, как бинты плывут, подобно кораблику, а затем тонут в грязи.

Враг всё барабанит.

Дождь льет.

Промокли до костей. Вода в яме уже так высоко, что плещется у локтей поднятых рук.

Враг всё барабанит.

Сколько сейчас времени?

Когда самолет прилетел во второй раз, было около полуночи. Райзигер вытаскивает руку из воды, задирает рукав – часы всё еще работают. Показывает Винкельману – семь утра.

Враг барабанит уже семь часов подряд.

7,5-см граната распространяет 508 осколков, 15-см граната – 2030, 30,5-см граната – 8110. Глубина проникновения в почву – 1,80, 4,10, 8,80 м.

Враг всё барабанит.

Дождь льет.

Голод? Райзигер наклоняется к Винкельману:

– Есть что-нибудь поесть?

Винкельман вытаскивает руку из грязи, роется в кармане шинели, вытаскивает почерневший полотняный мешок. Открывать без толку: при первом прикосновении из него вытекает густая желтоватая жижа. Это были галеты. Райзигер кивает. Грязный мешок тонет в грязи.

Враг всё барабанит.

Устали?

Ужасно устали. Свесить бы голову сантиметров на десять вниз, уткнувшись рылом в густую земляную кашу. Тогда можно было бы поспать.

Но слишком холодно.

Они уже сидят в воде почти по плечи.

Враг всё барабанит.

Они знают, что спасения нет. Если только… дождь прекратится либо враг прекратит обстрел.

Враг всё барабанит.

Дождь льет.

Сколько времени? Райзигер выдергивает руку из грязи, жижа доходит до локтя, а затем с брызгами опадает вниз. Рукав закатать непросто. Стеклышко часов в грязи. Протирает его подбородком. Часы встали.

Враг всё барабанит.

Возле каждого орудия батареи 1/96 есть такая яма. В каждой по два-три человека. Еще есть четыре ямы для боеприпасов, вероятно, полупустые. Там тоже могут быть двое или трое солдат. На правом фланге еще есть два окопа немного большего размера. Там сидят остальные.

Враг всё барабанит.

Дождь льет.

Вода уже доходит Райзигеру и Винкельману до подбородков. Нельзя оставаться на месте. Нужно вставать. Они вытягивают конечности из глины. Всё тело уже вросло в землю. Чтобы освободиться, нужны усилия. Стоят, колени вместе, спины прямо, скрюченные руки скрещены на груди. Стальные каски прижаты вплотную друг к другу и служат единственной опорой.

Враг всё барабанит.

Порой приходится снова встать на колени. Хотя бы на миг. Тогда видно, как колеблется поверхность воды. Земля так вздыбливается, что почти уходит из-под ног…

…вдруг дождь прекращается. Его как сдуло.

Враг всё еще барабанит?

Когда стенки ямы вдруг перестают трястись, Райзигер встает, опирается руками о плечи Винкельмана и выглядывает через край ямы.

Невообразимо: перед ним жизнь. Небо, различимое до самого края горизонта. Из других ям тоже видны верхушки касок. Осторожное движение там и тут. Тут и там любопытные лица.

Удар! Облако дыма перед третьим орудием. Пригнись! Снова взгляд вверх, дым рассеялся. Райзигер ждет следующего удара. Ничего. Он вылезает из ямы, всё еще некоторое время стоя на коленях. Затем встает. Винкельман следует за ним.

Вскоре все собираются у своих орудий.

Топают, чтобы сбить с ног грязь. Проводят грязными руками по шинелям, выдавливая коричневую жижу из рукавов. Бродят взад-вперед. Сперва не разговаривают. Огненный шквал всё еще стоит в ушах, как наркоз. Но вдруг кто-то смеется. Потом и другие – негромко, смущенно. Потом, засунув руки в мокрые карманы штанов, стоят вместе: «О да, всё не так уж и плохо вышло».

Не так уж и плохо. Максимум вода. Сидеть часами в воде – это как в чертовом аду. В сравнении с этим заградительный огонь – чепуха.

Снова смех. Кто-то острит. Про усилия противника, не давшие никаких заметных результатов.

Капитан не спеша прогуливается по позиции. Позади него остальные офицеры. Оценивают последствия.

Весь участок выглядит так, будто состоит из одних зияющих язв. Из отвратных разъеденных ран. Края этих ран желтоватые, на них гангренозные трещины. Но на самом деле это всё. Здесь, в волоске от укрытия при втором орудии, лежат друг на друге три штуковины. Невероятно, что здесь кто-то остался в живых.

А как же сами орудия? Защитный экран на третьем разбит и выглядит, как лист бумаги, сквозь который прыгнула в цирке дрессированная собака. Отдельные потрепало. У четвертого на стволе глубокая выемка длиной в руку. Должно быть, пропороло осколком. Но в целом батарея определенно боеспособна. Пара убитых не в счет.

7

…только одно мнение: мы скорее положим на поле боя все наши 18 корпусов и 42 миллиона жителей, чем… памятуя об этом, поднимаю я свой бокал…

8

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное