Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Тот, с окровавленной щекой, внезапно падает и всем телом обрушивается прямо на Райзигера.

– Пусть хоть немного передохнёт, – говорит капитан.

Рядом с ямой со свистом пролетает снаряд – половина стенки осыпается. Зиберт пригибается. Встает, прямой как свечка.

– Давайте, Райзигер, батарея, к орудиям! Беглым на тысячу метров!

Райзигер опирается на плечо пехотинца, выпрыгивает, становясь между двумя орудиями по правую сторону. Приходит в голову: «Никакой стрельбы сейчас не выйдет. Ни одну задницу сейчас из ям не вытащишь». Тут перед ним в землю врезается граната. Он падает, ощупывая голову – вроде в порядке. Кричит прямо в ямы справа и слева:

– Батарея! Беглым на тысячу!

Оба орудия стреляют. Райзигер – прыжками дальше. Второго орудия слева уже не видно. Куча металлолома утонула в грязи. Оно и к лучшему: так расчёты продержатся подольше. Кричит:

– Первому – беглым на тысячу!

Стреляют уже три орудия. Работают как часы. Но всё очень неудобно. Предписанные уставом способы отставлены. Все прижались к защитным щиткам. Заряжающие – на карачках у края снарядных ям.

Спустя минуты выстрелила и пушка по правому флангу. Райзигер видит с левого фланга, что командир и наводчик там лежат мертвые. За них теперь наводит Россдорф. Ну, значит, порядок. Командир орудия там пока не нужен. Капитан справится.

Батарея стреляет, стреляет и стреляет на тысячу метров.

Враг всё барабанит.

Медленно темнеет.

Ох ты, бог мой, с передка снова идут пехотинцы. Райзигеру видно, как там, впереди, движутся люди. Он подскакивает к капитану и показывает: «Прекратить огонь!».

Зиберт подносит к глазам трубу:

– Это англичане!

Враг всё барабанит.

Канониры таращатся поверх щитов орудий: в десяти метрах перед ними появляются англичане.

Сколько их?

Трудно сказать. Движение заметно с разных сторон.

– За карабины!

У среднего орудия уже пошел треск. Обстрел бросили. Канониры, выскочив из-за щита, лежат на холме и ведут огонь.

Англичане поднимают руки!

Враг всё барабанит.

Напротив третьего орудия прямое попадание ложится прямо в быстро приближающуюся группу: шестеро взлетают в воздух.

Тем быстрее остальные. Десять, двадцать, тридцать ползут на холм! У них уже нет оружия. Насколько это возможно при обстреле, они поднимают руки вверх.

Пленные? Это что, пленные?

Что с ними делать?

Времени терять нельзя, противник барабанит, батарея должна вести беглый огонь.

– Беглым огнем! – орет капитан.

Тут он на миг задумывается: что делать? В конце концов, оставлять врагов на позиции, возможно, неправильно. Кто знает, как всё обернется? Они же могут батарее ударить в спину.

– Россдорф, уберите этих с позиции. Проследите, чтобы они исчезли как можно быстрее.

Россдорф смотрит на них. На них жалко смотреть. Лежат прямо под стволами, измученные, грязные, испуганные. Ничего не поделать. Он должен сплавить их дальше в тыл, под огонь их собственных батарей. Они, конечно, не хотят, смотрят на него умоляюще, но их отгоняют пинками. Ничего не поделать.

Один за другим они бросаются прочь и скрываются вдали. Тех, кто доберется, там уже соберут и транспортируют в Цоссен.

Враг всё барабанит.

Зиберт осматривает позицию: боеприпасы скоро кончатся! От орудия к орудию передают приказ: «Прекратить огонь, укрыться!».

Капитан, Россдорф, Штиллер и Райзигер теперь сидят вместе.

Враг всё барабанит.

Откуда вообще взялись эти пленные? Это добрый или плохой знак? Только бы узнать, черт подери, верно ли отрабатывает батарея на тысячу метров. Или что там творится? И да – снаряды! Снаряды! Взгляд на небо: самое позднее через час должно стемнеть. Сможем ли тогда отправить связного в тыл? А может, вахмистр, проклятый дебил, наконец-то по собственному желанию проявит к нам доброту? Зиберт высовывает голову из ямы и снова пригибается:

– Господа, мне всё это кажется крайне скверным. К нам из тыла никому не добраться. Просто посмотрите на это.

Все выглядывают наружу. Враг всё барабанит.

Штиллер:

– Что ж, герр капитан, я готов попытаться.

– Что?

– Попытаюсь добраться до передков.

Райзигер слышит и не верит. Штиллер хочет пойти? Ого, Штиллер добровольно вызвался? А я, разве я не должен, разве это не мой долг?

Он думает и в тот же миг отказывается. Нет уж. Не надо добровольно, ну нет, я не хочу добровольно.

Тут он слышит голос Россдорфа:

– Снаряды идут, герр капитан.

Все головы высовываются наружу! Да, снаряды!

Во весь дух мчатся три повозки. У одной только две лошади и один ездовой. На второй шесть лошадей и один всадник на первой из них. Второй ездовой свисает с козел, запутавшись в упряжи, его живот распорот, голова волочится по грязи.

Артиллеристы выскакивают из ям. Корзины сюда!

Вскоре на батарее достаточно гранат, чтобы еще какое-то время поддерживать беглый огонь.

Повозки с боеприпасами уходят обратно.

Слава богу, нового приказа открыть огонь нет. Так что батарея пока может сидеть по укрытиям. Тем временем Зиберт обдумывает, как установить, много это или мало – тысяча метров.

Враг всё барабанит. По крайней мере нашу 1/96 он пока щадит.

Штиллер командует разгрузкой боеприпасов. Райзигер рядом с ним. Ходят туда и обратно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное