Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э.

Вероятно, ольвиополиты исполняли не только местные песни; в V-IV вв. они знали также аттические сколии, стихи и популярные отрывки из произведений афинских драматургов. Ведь Ольвию постоянно посещали афиняне, привозившие всевозможные товары. Многие имели ксенов в Ольвии, которые безусловно приглашали их на симпосионы. О том же, сколь хорошо и много стихов и мелодий из популярных пьес запоминали афинские моряки и как их любили слушать в разных городах, рассказывает Плутарх в биографии афинского стратега Никия (Plut. Nic. 29).

На краснофигурном аттическом лекифе V в., найденном в Ольвии, изображен сидящий на стуле бородатый мужчина с барбитоном, разновидностью лиры (рис. 40). В VI-V вв. негромкий звук этого инструмента сопровождал исполнение стихов. На рисунке исполнитель заглушает струны пальцами левой руки, а в опущенной правой у него зажат небольшой плектрон — палочка из дерева или кости, которой извлекался звук из струн. Вазописец представил момент окончания пения строфы: заканчивая ее, исполнитель проводил плектроном по струнам и опускал руку. Лекиф, наверное, входил в парадный сервиз ольвийской семьи, и сюжет росписи хорошо подходил к обстановке симпосиона[441].

Редкий пир обходился без хотя бы одной флейтистки. Недаром их часто изображают у ложа, на котором возлежит пирующий. Приглашали также исполнителей на других инструментах: лире, кифаре, тимпане (Plut. Prot. 347 с; Xen. Symp. 2, 1; Athen. IV, 2). Иногда этих музыкантов посылали развлечь женскую половину дома. Так, поэт Агафон позвал, как положено, на свой пир флейтистку, но когда гости единодушно решили посвятить все время философской беседе, Эриксимах отослал ее в гинекей (Plut. Symp. 176 е). Там женщины лакомились блюдами, которые подавали на первой и второй перемене столов, но содержимое третьих им не полагалось. По мнению греков, женщина, «склонная к вину, а тем более много пьющая, была отвратительна» (Ael. Var. hist. II, 41). Элиан в «Пестрых рассказах» (П, 38) со ссылкой на Феофраста сообщил, что в Милете и Массилии существовал закон, воспрещавший женщинам пить, и они его строго придерживались. Возможно, такие же правила действовали в милетской колонии Ольвии. Однако подобные установления нигде не касались гетер, принимавших участие в симпосионе. Их нередко изображали на вазах с чашей для вина в руках; многие из них умели танцевать и играть на музыкальных инструментах. Такой гетерой была Анагора; на одном ольвийском симпосионе V в. ей поднесли наполненный вином кратер и написали на нем ее имя[442] (рис. 54).

Пирующие любили смотреть на танцы, которые нередко сопровождались акробатическими номерами. В «Пире» Ксенофонта танцовщица исполняет один танец на гончарном круге, другой среди воткнутых в землю кинжалов, третий — подбрасывая в такт музыке одновременно 12 обручей. Иногда и сами гости пускались танцевать (Her. VII, 129; Xen. Symp. 16-20). Надо думать, что ольвиополиты, милетяне по происхождению, любили известные во всей Греции ионийские танцы, исполнявшиеся на пирах[443].

Участники симпосиона развлекались всевозможными играми, чаще всего в коттаб. В углубленном сосуде с водой плавали пустые чашечки, в них надо было попасть остатками вина из своего кубка, чтобы чашечка погрузилась в воду. Были и другие варианты этой игры, но задача всегда состояла в том, чтобы метко выплеснутым вином заставить другой сосуд принять определенное положение[444].

Такое развлечение во время симпосиона в Ольвии упомянуто в граффито на чернолаковом скифосе рубежа VI-V вв. Во фривольной надписи сообщается, что призом за удачную игру в коттаб была близость с юношей Гефестодором, получавшим за это определенную плату[445]. Названное граффито вместе с другим, на столетие более поздним[446], свидетельствует о гомосексуальных отношениях в среде ольвиополитов. В конце I в. н. э. это подтвердил Дион Хрисостом (XXXVI, 8), писавший, что любовь к юношам в Ольвии унаследована из ее метрополии Милета. Впрочем, такие отношения были вообще характерны для эллинов. Об этом имеется множество упоминаний в античной литературе, начиная с мегарского поэта Феогнида, посвятившего в VI в. Кирну свои знаменитые элегии.

Великолепное изображение симпосиона можно увидеть на краснофигурном килике, хранящемся в Британском музее. Бригос, один из лучших аттических вазописцев первой четверти V в., нарисовал пятерых участников симпосиона, возлежащих на ложах (рис. 55). Трое из них — юноши, а двое — бородатые мужчины. Каждого развлекает гетера. Одна, нарисованная в медальоне на дне килика, танцует, две другие играют на аулосе. На стене висят лира и футляры для аулосов из пятнистой кожи. Около колонны (ею вазописцы обозначали закрытое помещение) стоит юноша с барбитоном. Таким образом зритель представлял, что симпосион сопровождался струнной и духовой музыкой.