Будни нелепой войны

– Эх, нам бы сказали: «Поезжайте, мужики, обратно и оставайтесь там с военными до окончания командировки» – я бы завтра же туда ломанулся! – вздохнул Тверских.

– И я бы тоже. – в тон ему поддакивал Пантелеенко – Вот отмылся бы в бане, собрал чемоданы и вперёд. А то мы как придурки налегке в горы попёрлись – поверили, что на двое суток всего.

– А чем занимались там? – засыпали их вопросами опера.

– Тем же, чем и у нас на зачистках, – за двоих отвечал словоохотливый Алексей – дома обыскивали да схроны искали. Не нашли, правда, ничего, зато размялись. Нет, с военными гораздо интереснее работать: они парни конкретные и подход к каждой операции солиднее. Мы как раз с тем полком работали, от которого рота в Приштино заходила. Помните, это когда американцы сербов из Косово выгнали! Нам офицеры рассказывали, как на самом деле этот марш-бросок произошёл. Оказывается, никакого захвата аэродрома никто в генеральном штабе и не планировал вовсе. Нашим вообще натовцы на выселках где-то место определили, от самого Косово за тридевять земель. Тогда с ротой десанта генерала старшим направили. Вот прибыли они на указанное место, осмотрелись и для начала перекусить решили. Генерал офицеров к себе в палатку собрал и, как положено, за прибытие к столу водки выставил. Ну выпили они, значит, один раз, второй, а потом генерал подымается и говорит: «Не нравится мне это место, товарищи офицеры. И вообще, с каких это пор долбанные американцы русскому генералу указывать взялись – куда ему становиться и что делать!» Развернул он карту, поглядел и ткнул пальцем в Приштино: «Вот сюда прём, в аэропорт». Тут же снялись и попёрли. Едут, а навстречу колонны сербов на бронетехнике. Кричат нашим по своему, мол нельзя туда, там уже албанцы с американцами. У них ведь флаги такие же, как и у нас, только полосы по разному расположены, вот они наших за своих и приняли. А как узнали, что это русские, обрадовались, руками приветственно машут, «браты» кричат. Ну, значит, добрались наши до Приштино и в аэропорту укрепляться стали, а у самого въезда в него во главе с лейтенантом отделение оставили. Только они расположились, глядь – к аэропорту ещё одна колонна прёт – французская. Наши дорогу перегородили и не пускают их. Тут с головного бэтээра генерал спрыгивает и к нашему лейтенанту. «По какому праву не пускаете? – говорит – Тут нам зона ответственности определена!» Лейтенант с генералом по телефону связывается, а тот команду даёт: «Всех заезжающих посылай на… Здесь теперь русские стоять будут!» Ну лейтенант этому французу всё почти дословно и передал. Тому не понравилось, конечно. Он обратно на свой бэтээр запрыгивает и механику команду на выдвижение даёт. Механик только двигатель завёл, как напротив, в двадцати шагах, лейтенант с гранатомётом на изготовке встал. «Несколько метров вперёд, – говорит – и я огонь открываю». Вот так и стояли друг напротив друга при молотящих движках. Генерал понял наконец, что с русским лейтенантом шутки плохи – в самом деле выстрелит, команду на обратное движение дал. Вся колонна французская разом попятилась, назад метров сто сдали и только потом разворачиваться начали. Так наши и остались на аэродроме. Только всё равно толку в этом никакого не было. Вокруг сербов среди бела дня десятками вырезают, церкви рушат, а наших натовцы в этом аэропорту заперли и за его пределы не выпускают. Сербы, конечно, обрадовались нашим поначалу, еду приносили или ещё чем помогали. Они ведь тоже православные, оказывается. Защитниками наших называли. Говорят, на вас одних надежда. Но потом всё меньше и меньше приходить стало. Кто прочь подался, кого албанцы убили… Рассказывают, что последней старушка одна некоторое время с едой навещала, но недолго. Что стало с ней – так и не узнал никто. Генералу нашему по возвращении трёпку показательную устраивать собрались и из армии выгонять, да тут пресса всё раздула и по своему вон как высветила. Ничего не поделаешь, хочешь – не хочешь, а роту награждать пришлось. Выстроили, значит, в Кремле всех и Ельцин лично им награды вручать принялся. Дошла очередь до генерала, глядь – а он в представлении и не вписан вовсе. Ельцин не понял сразу то, с ходу награду для вручения потребовал, а пока ему втолковали в чём дело, то отступать уже поздно было. Так и пришлось генералу вместо разжалования «героя» вручать.

Возвратившиеся опера ещё некоторое время отвечали на расспросы товарищей, но вскоре взмолились: «Мужики, остальное потом. Дайте нам до бани добраться!»