Будни нелепой войны

В бане, как и обычно для предобеденного времени, недостатка в народе не было. Большую часть банящихся составляли пэпээсники, но тут же парились представитель штаба, паспортист, два участковых и каким-то образом затесавшийся в общей массе начальник МОБ. Опера разделись и некоторое время топтались у входа в ожидании освободившихся тазов. Единственного устроенного в вагончике душа на всех сразу не хватало и приходилось черпать из них воду ковшами. Из неплотно прикрытых дверей в парилку выбивались клубы пара и всё прилегающее к ней пространство было словно в лёгкой белёсой дымке. Поминутно задевая друг друга локтями, люди то и дело выплёскивали на себя воду, заодно обдавая волнами брызг своих соседей. Упрекать друг друга никто и не думал: кто-то рассказывал о какой-либо приключившейся с ним потехе, кто-то смеялся, а кто-то не упускал случая выказать своё расположение к присутствующему начальнику.

– Мы, Василий Семёнович, только Вас уважаем! – уже с минуту изливался в дифирамбах рябой долговязый пэпээсник – Только Вы мужиком и оказались – не бросили нас!

– Это как? – не уразумев смысла произнесённой фразы, поднял намыленную голову Хорошевский.

– Да так: остальные замы с первой же партией домой едут, а Вы с нами, во вторую остаётесь. Единственный зам, который с начальником и личным составом до конца остаётся, на такое только Вы могли пойти!

Челюсть Хорошевского с каждым словом оратора отвисала всё больше и больше. Ошарашенно выпучив глаза, он наконец пришёл в себя и удивлённо вскрикнул:

– Как остаюсь? Я тоже… С чего ты взял, что я с последней партией уезжаю?

Теперь наступила очередь удивляться пэпээснику.

– Как с чего? Да в коридоре на вашем же этаже у штаба график отъезда вывесили. Вы во второй партии записаны! – словно оправдываясь, зачастил долговязый.

Потом, обернувшись к одевающемуся штабнику, спросил:

– Вован, так ведь я говорю? – Вован подтвердил и начальник МОБ, позабыв о намыленном теле, стал спешно натягивать на себя одежду.

– Как во второй? Не может быть! – ещё раз крикнул он в охватившем его возбуждении и стремглав выскочил прочь.

– Чего он так засуетился? – в недоумении пожал плечами паспортист – Всё равно уже поздно менять что-то: график начальник давно уже утвердил, да и списки с утра в Ханкалу отправили.

Собравшись, он прихватил пакет с туалетными принадлежностями и неспешными шагами вышел из вагончика. За ним последовал и штабной капитан.

– На обед оставаться будем? – спросил он, догнав Сергея.

– Зачем? – пожал плечами старший лейтенант – нас у Юнуса такой стол ждёт, что никакие обеды нам не понадобятся. Сейчас мы соберёмся не торопясь и так у него посидим, что ты на нашу баланду из столовой ещё сутки смотреть не сможешь. На сборы ушло совсем немного времени и через каких-то полчаса милиционеры уже подходили к ничем не примечательному в общей массе строений домовладению. С улицы большая часть дома была скрыта трёхметровым забором из итальянского кирпича, за ним выглядывала черепичная крыша и того же кирпича стены. Под ударами кулаков гулко загрохотали металлические ворота. Тут же со двора раздались шаги и дверь распахнулась. В проёме добродушно улыбался крепко сбитый чеченец средних лет. Из-за его спины настороженно выглядывали двое молодых мужчин.

– Здорово, Юнус! Вот и я. Обещал ведь навестить тебя! – растянув рот в широкой улыбке, радостно прокричал паспортист.

Хозяин дома разразился ещё более жизнерадостным смехом и, приобняв вошедшего во двор старшего лейтенанта, с таким же весельем громко пригласил:

– Входи Сергей, рад видеть тебя! А я думаю, почему ты не приходишь ко мне? Ты ведь вчера ко мне в гости собирался.

– Не получилось у меня вчера. – отмахнулся тот – Бодун с утра посетил, весь день болел.

– Так надо было вчера и приходить, я бы полечил…

– Какое там, я и с кровати то встать не мог, не то что на улицу выйти. Кстати, это друг мой. Владимиром зовут.

Юнус при последних словах обменялся рукопожатием с представленным ему милиционером и провёл рукой в сторону ожидавших рядом мужчин.

– А вот это сыновья мои – Арслан и Саид.