Будущее капитализма

В глобальном масштабе этот процесс эффективен: экономика метрополиса будет расти, а с ней и агломерационная рента. Но кому она теперь достанется? Если работники предъявляют меньший спрос на жилье и имеют при этом более высокую квалификацию, произойдет перераспределение рентного дохода от владельцев недвижимости в пользу таких работников и облагать их налогом станет сложнее. В группе квалифицированных специалистов выиграют те местные жители метрополиса, которым удастся сохранить работу, требующую высокой квалификации; рядом с людьми более высокой квалификации они также будут работать более продуктивно. Но те горожане, которые будут вытеснены на менее доходные позиции в провинциальных городах, потеряют вместе со своими рабочими местами в метрополисе, требующими высокой профессиональной подготовки, и свой рентный доход. Произойдет перераспределение ренты между местными жителями и мигрантами. Если предполагать, что политические взгляды горожан как-то отражают их частные интересы, можно будет ожидать, что в результате двух этих явлений профессионалы метрополиса будут выступать за иммиграцию, а жители провинции — против нее.

Нечто подобное, судя по всему, и произошло в Великобритании. Хотя численность населения Лондона сегодня такая же, как и в 1950 году, его состав существенно изменился. Если в 1950 году доля иммигрантов в первом поколении в составе его населения была, по-видимому, незначительной, в 2011 году она составляла 37%. Без иммиграции численность населения Лондона вряд ли сократилась бы на 37%: ни с одной из столиц такого не случалось. В результате иммиграции в Лондон, скорее всего, пришли люди с более низким спросом на жилье и более высокой профессиональной квалификацией, чем у многих его прежних жителей, сумевшие перехватить у них столичные рабочие места. Голосование по Брекcиту выявило на общенациональном уровне различие идентичностей, о котором шла речь в главе 3, где мы ввели понятие рациональной социальной женщины. Но различие позиций между Лондоном и остальной частью страны может отражать и разные экономические последствия иммиграции для двух новых классов жителей столицы. И действительно, анализ результатов голосования по Брекситу позволяет проверить два несколько парадоксальных прогноза[187]. Теория позволяет сделать прогноз, что благодаря притоку квалифицированных иммигрантов труд тех представителей образованного класса, которые не были вытеснены с лондонского рынка, должен был стать более производительным и доходным, и поэтому они были бы менее склонны голосовать за Брексит, чем образованные жители провинции. Этот наш вывод подтверждается: оказывается, что в их случае эта вероятность была на 25% ниже. И наоборот, менее образованные лондонцы, столкнувшиеся с конкуренцией со стороны неквалифицированных иммигрантов, но не вытесненные из столицы, должны были потерять от притока иммигрантов и поэтому были бы менее склонны голосовать против Брексита, чем люди того же класса, проживающие в остальной части страны. Этот вывод также подтверждается: в их случае вероятность была ниже на 30%. Так что, возможно, в Лондоне позиции рационального экономического мужчины по-прежнему весьма прочны. Возможно, что различия в классовом составе населения и это различие экономических последствий иммиграции для разных групп лучше объясняют итоги голосования, чем бытующая в столице теория «ксенофобной провинции».

Совсем иное негативное следствие иммиграции для жителей принимающей страны связано с тем, что она обычно подрывает сформировавшиеся в обществе взаимные обязательства. Напомним, что удивительные результаты, достигнутые в период 1945–1970 годов, были связаны с использованием общей идентичности для формирования множества новых взаимных обязательств. Те, кому больше повезло в жизни, приняли на себя долг помощи тем, чья жизнь сложилась менее благополучно. Эта идея долга подкреплялась рассуждением, которое делало его выполнение осмысленным: кто знает, может быть уже в следующем поколении дети «благополучных» окажутся среди тех, кому повезло меньше, так что выполнение этого долга, наверное, отвечает интересам всех, понятым в духе разумного эгоизма. Все эти идеи общей идентичности, взаимных обязательств и просвещенного эгоизма неприменимы к иммигрантам, и поэтому граждане могут сомневаться в их готовности разделять их. Поэтому граждане, которым больше повезло в жизни, могут быть менее склонны платить налоги, идущие на нужды не только их сограждан, но и иммигрантов. Такой результат был бы особенно прискорбным для малоквалифицированных провинциалов, с тревогой задумывающихся о своем будущем: как раз тогда, когда они хотели бы напомнить своим согражданам об их обязательствах, последние отвергают их, указывая на иммиграцию. К сожалению, сегодня перед нами более чем достаточно свидетельств того, что происходит именно это.