Будущее капитализма

Наиболее жизнеспособное понятие национальности, возможное в наше время, — это представление о ней как о том, что связывает людей чувством принадлежности к одному месту. Это «место» может быть многослойным, как луковица. Его сердцевина — это наш дом, но значительная доля чувства принадлежности, которое связано для нас с нашим домом, приходится на район или город, в котором он расположен. Точно так же большая доля значимости города для нас относится к стране, а в европейских странах — и к Европейскому союзу. Население типичной страны разнообразно по своим внешним признакам и имеет самые разные ценности, но людей объединяет то место, где находится их дом. Достаточно ли этого?

Один повод для оптимизма состоит в том, что идентичность на основе места — это одна из черт, глубоко «вшитых» в нашу душевную структуру процессом эволюции, — в отличие от ценностей, которые были заложены в нас относительно более недавно средствами языка и проникли еще не так глубоко. «Идентичность места» не только наиболее глубоко сидит в нас, но и сильнее всего проявляется. В теории конфликтов имеется такое стандартное понятие, как соотношение сил нападения и обороны, необходимое для победы нападающих. Многое, конечно, зависит и от используемых средств войны, но в целом на протяжении всей истории человеческих конфликтов защитники территории сражаются ожесточеннее нападающих, и это соотношение составляет примерно 3:1. Удивительно то, что эта пропорция сохраняется и для многих других биологических видов. Если проследить эволюционное развитие разных видов, можно убедиться, что чувство территории проявляется в нас как глубоко «вшитое» свойство сознания уже около четырех миллионов лет[81]. Инстинкт защиты территории имеет очень глубокие корни, и это «чувство дома» сидит в нас очень прочно.

Итак, наше глубокое чувство принадлежности к месту задано самим генетическим происхождением наших «страстей». Но, как мы видели в главе 2, для нас важны и «мягко запрограммированные» ценности, создаваемые нарративами. Нарративы помогают нам удерживать их в памяти и «читать» место нашего обитания не просто как моментальный снимок его текущего состояния, а как результат эволюции: наша привязанность к нашему городу в его нынешнем виде усиливается благодаря знанию о лежащих под ним археологических слоях последовательных перемен, в результате которых он приобрел свой сегодняшний облик. Эта память является общим знанием всех, кто вырос в этом городе, и подкрепляет нашу общую идентичность.

И однако политики основных партий целыми десятилетиями сознательно избегали самого упоминания идеи принадлежности. Более того, они ее активно дискредитировали. Наши политики находятся в узловых точках национальных социальных сетей, они — наши главные коммуникаторы. Активно подрывая чувство общей принадлежности, они ускоряли распад системы взаимных обязательств, от существования которой зависит наше благосостояние. В подавляющем большинстве они исходили из утилитаристских или ролзианских этических посылок и представляли самих себя вершиной эволюции патерналистского государства. Нарративы принадлежности к собственной стране, за отсутствием иных носителей, были подхвачены националистами, которые использовали их для продвижения собственных идей, сеющих рознь между людьми. Моральное государство зачахло.

В 2017 году президент Франции Макрон нарушил эту традицию. Он ввел в оборот слова, которые позволяют различать два вида общенациональной идентичности, национализм и патриотизм, заявляя, что сам он — патриот, но не националист. Нарративы патриотизма как принадлежности к общей территории могут служить для того, чтобы вновь отвоевать у националистов узурпированную ими идею и ценность принадлежности и восстановить ее центральное место в нашей идентичности. Результаты опроса, проведенного недавно в Великобритании, дают новые подтверждения жизнеспособности этой стратегии. В ходе опроса представителей разных групп населения спрашивали, какие ассоциации вызывает у них слово «патриотизм», упоминаемое в одном ряду со многими другими понятиями, имеющими политический и гражданский смысл[82]. Результаты опроса весьма обнадеживают: слово «патриотизм» чаще всего ассоциировалось у респондентов с четырьмя словами и выражениями: «привлекательный», «вдохновляющий», «вызывающий удовлетворение» и «греющий душу». В этом отношении оно сильно отличалось от всех других идеологических понятий, которые также «тестировались» в опросе. Самое удивительное то, что слово «патриотизм» вызывает такую положительную реакцию у представителей всех возрастов и у членов групп, которые во всем остальном показывают устрашающее расхождение политических и социальных предпочтений.