Будущее ностальгии

Личные вещи Иосифа Бродского, разошедшиеся по его друзьям и членам семьи после отъезда поэта в изгнание, недавно обрели приют в другом музее поэта. В 1997 году, во время посещения дома Анны Ахматовой, одного из новых музеев Санкт-Петербурга, я обнаружила странную временную выставку. В углу просторной комнаты размещалась большая цветная фотография Иосифа Бродского, задумчиво устремившего взгляд в чужие дали, с зеркально поблескивающими фасадами нью-йоркских небоскребов на фоне. Рядом с изображением была установлена старомодная книжная полка, заставленная книжками и сувенирами. Здесь стояли большие словари: русско-английский и англорусский, тома Т. С. Элиота и Джон Донна, портреты Ахматовой и Одена, а также родителей Бродского, цветные открытки из Венеции, бюст Пушкина, бронзовая скульптурка в форме древнего судна и старинный подсвечник на шахматной доске, которая, быть может, служила письменным столом. На вершине этого реалистично воссозданного святилища стояло множество пустых бутылок из-под крепкого алкоголя из самых разных стран: от рома «Гавана Клуб» до «Зубровки» — и серые мраморные часы, которые остановились без двадцати шесть, в весенний сумеречный час. Сувениры находились в творческом беспорядке, как будто хозяин только что расставил их перед приходом гостей. Небольшая книжная полочка производила впечатление весьма хрупкой конструкции; казалось, что стоит только вытащить книгу или две, в поисках поэтических заметок на полях, и все это неустойчивое сооружение обрушится буквально в одну секунду.

Книжная полка Бродского. Петербург, 1997. Фотография: Светлана Бойм

Мандельштам предположил, что писателю, как и ему самому, не нужно сочинять автобиографию. Достаточно просто перечислить книги, которые он прочел, и биография готова[723]. В таком случае биография писателя может рассматриваться как своего рода библиография, где книжный шкаф представляет собой очаг потерянной родины. Для Бродского книжный шкаф играл дополнительную функциональную роль: он помогал поэту-подростку отгородиться от родителей, с которыми он делил пространство комнаты в коммунальной квартире. Книжная полка стала одновременно баррикадой и украшением салона; это позволяло Бродскому иметь свою половину комнаты. Таков был, по словам Бродского, его виртуально расширяемый lebensraum — пространство эстетических и эротических приключений. Бродский считал, что эти несколько квадратных метров пространства тоже будут с любовью вспоминать о нем.

Книжная полка была с любовью воссоздана по фотографии жилища Бродского 1972 года, сделанной друзьями сразу после его отъезда. Было нечто особенно драматическое в этом нарочитом противопоставлении старого книжного шкафа, насыщенного аурой присутствия, и дистанцией, выраженной фотографическим изображением его бывшего владельца. Оно подчеркивает тот факт, что личные вещи поэта превратились в номадический экспонат, а его домашний книжный шкаф больше не имеет постоянного дома. Названный в свое время «ахматовским сиротой»[724], Бродский стал посмертным квартирантом в ее просторной коммунальной квартире.

В ретроспективе личные вещи на смещенной во времени и пространстве книжной полке Бродского, на мой взгляд, выглядят как улики в детективном романе. Каждый из сувениров — от венецианской гондолы до портрета Одена — как будто предваряет будущее путешествие. Эти объекты были собраны в те времена, когда большинство ленинградцев из поколения Бродского могли лишь мечтать о поездке за границу. В стране с закрытыми границами наиболее популярным видом путешествий были виртуальные в старомодном, низкотехнологичном смысле этого слова, то есть — путешествия в своем воображении. Таинственное исполнение желания во что бы то ни стало пересечь границу обернулось для Бродского колоссальной утратой. Поэт стал изгнанником и профессиональным туристом, а его уход из жизни в Нью-Йорке в 1996 году окончательно поставил крест на возвращении в Россию. Теперь в его родном городе, в доме-музее наставницы поэта Анны Ахматовой, объекты мечтаний, предварявшие будущее изгнание Бродского, выставлены как реликвии, хранящие память о его исчезнувшем доме.