— Разделит… Шабановских быков, слышь, уже разделили, да с рук сбыть не могут…
— У нас в Старо-Буянской волости грабежа нет, землей распоряжается народное самоуправление, республика, — объяснял Евдоким. Мужики недоверчиво слушали, переминались с ноги на ногу, подмигивали друг другу.
— Не верите? — удивился Евдоким. — Соберите давайте сход, я всему обществу прочитаю наш «Временный закон» — тогда все поймете.
— Какой те нынче сход? Вишь — базарный день.
Евдоким подумал, что базарный день — не помеха, но раз такое дело, он может заехать сюда еще раз, когда вернется из отдаленных деревень.
— Что ж, — согласились мужики. — Ежели вернешься — послушаем. Отчего не послушать умного человека!
Вечером Евдоким покинул Седелкино. В полях было темно и пусто. На протяжении двадцати верст встретился только один мордвин, который изо всех сил нахлестывал свою тощую конягу.
Подъезжая к Токмалам, ямщик указал кнутом на большое зарево вправо от дороги.
— Зубовское горит.
— Почему Зубовское?
— Больше нечему. Барынин хутор горит, не иначе, — заявил ямщик уверенно.
Проехали еще немного, впереди в темноте зачернели избы. Вдруг громкий окрик:
— Стой! Остановись!
К телеге подбежало восемь мужиков. При слабом свете ущербной луны видно было, что одеты они плохо. Один из них, со строгим умным лицом и почему-то без шапки, спросил:
— Что за люди?
— По делам еду, — ответил Евдоким.
— Не езди по этой дороге, убьют!
— Да что у вас тут? — спросил извозчик.
— Такие дела, что и сказать нельзя… Убийство!
— Где?
— Кругом! Видишь, полыхает? Барыню зубовскую жгут. А с полудня марковский винокуренный завод грабят. Наши поехали тож, да зубовские расставили кордон, никого не пущают.
— Нас-то, чай, пропустят?
— И думать нечего. Лошади у вас справные, подумают — марковские… Долго ли до греха!
По голосу говорящего ямщик понял, что это не шутка, и под предлогом того, что надо дать лошадям отдых, не спешил трогать. Так и стояли у околицы, гадали: ехать или не ехать. Зарево охватило уже полнеба.
— Оружие какое ни есть у вас найдется? — спросил у Евдокима парень с чуть пробивающимися темными волосками на губе и нахмуренным лбом.
— Имеется, — признался Евдоким.
— Ну, с «товарищем»-то еще можно. Мужики все с вилами, а ружей не видать. Может, и проедете. Народ вы чужестранный.
Решили трогать. За версту от завода целая толпа с топорами и косами гнала штук двадцать хороших заводских быков. Народ оказался токмалинский. Остановились.
— Куда скотину гоните? — спросил Евдоким.
— Отбили… Марковское имение спасаем.
— Спасаете?
Выяснилось, спасение состояло в том, что пока зубовцы разбирали хлеб и муку, токмалинцы под шумок угнали скот.
Вот уж и Кондурча показалась, блеснула под луной, словно выплеснутое из ковша расплавленное олово. На той стороне — винокуренный завод. Там и сям возле амбаров мелькают тени, слышится перестук колес. Вдруг за мостом из кустов — бабах! Ба-бах! Евдоким выхватил револьвер и тоже выстрелил в ту сторону. Телега остановилась.
— Эй, кто вы? — послышалось из темноты.
— Мы проезжие, а вы, верно, с ума спятили, в людей палите?
— Так мы в гору, чтоб остановить. Думали, марковские приказчики… Житья от них нету.
К повозке подошли четверо крестьян с ружьями и вилами.
— Пьяны вы, что ли? — выругался Евдоким.
— Ни-ни! Сами казенку закрыли, а на заводе охрану поставили, чтоб и духу винного не было.
— Это дело, — похвалил ямщик. — А как имение?
— Звания не оставили. Все подчистую…
— Н-да…
— Кругом охальничают: в Митровке у Соколова тоже все под метелку сожгли. Анафемы! Жечь-то зачем? У нас, слава богу, этого не будет. Мужики так и сказали: убьем, ежели кто зажжет.
— А побоища?
— Спаси и сохрани царица небесная! Этого нет. Только вот пащата наши озорники, не сладишь с ними. Что ведь делают? В лавках на базаре из подвалов все варенье растащили, бесстыжие, и слопали!
…В селе было тихо, лишь изредка подвывала собака, глядя на зловещее зарево.
Посылая Евдокима, Князев вручил ему несколько писем к своим знакомым. В числе их и братьям Минаевым из слободы Черемухово. «Мужики умные, развитые», — аттестовал их Антип.
По дороге в Черемухово Евдоким остановился в селе Шламове. На постоялом дворе, куда завернул он перекусить, сидело человек пятнадцать мужиков. Пили чай и оживленно разговаривали. Евдоким прислушался.
— Полтора пуда бумаг у него нашли, — таинственно сообщил своим собеседникам угловатый черный малый. — И что бы вы думали в тех бумагах? Подписки! — шептал он таинственно, подняв вверх заскорузлый палец. — Ага. Улещал мужиков подписываться, значит, царя убить и церкви запечатать. От антихриста, слышь, ездил…
— Полтора пуда?! Ма-атерия…
— Награду, слышь, дадут за него?
— А то! Урядник калякал — по двадцать пять целковых за каждого будет. Антихрист разослал их по всем селам бунты делать.
— Истинно правда. Ходят по деревням и раздают хлеб печеный. Даром. А как разломишь его — там дерьмо.
— Ну-у-у?
— Ей-бо! Старшина намедни сказывал.
— Что делают, что делают! — вздыхали слушатели.