Буян

До порога «народки» Князев добрался часа через полтора. У входа с обеих сторон — плечо к плечу — стояли солдаты. На ступеньках выходящих обыскивали жандармы. Тут же шныряли филеры, заглядывали в лица. Дальше гнали между двумя рядами штыков под толчки и насмешки. Некоторых отпускали, других хватали, избивали и на извозчиках увозили в тюрьму. Когда Князев вышел на площадку лестницы, кто-то схватил его за бороду.

— А тебе чего тут надо, старый сыч?

Усатый солдат — тоже, слава богу, в летах — уставился на него из-под разлатых бровей. Что было отвечать? Стояли нос к носу, таращили один на другого глаза: один мужик в зипуне, другой — в серой шинели. Зипун развел руками, вздохнул.

— Здесь, братец, говорили про землю, а у меня ее нету. Зашел послушать, где она и кому когда дадут. Не помешала бы десятинка-другая, а?

Серая шинель ничего не ответила, только повернулась боком, вытолкала зипун в сторону от жандармов.

В это время Череп-Свиридов затащил Евдокима в одну из боковых комнат, куда набились дружинники.

— Слушай, Дунька, — сказал он, теребя его за пуговицу, — помогай спасать оружие.

— Хм… Помогай! Я не знаю, как свою пукалку спасти!

— Очень просто: надо сделаться санитаром.

— Чего? — посмотрел Евдоким на него свысока.

— Не в натуре, а носилки протащить. Смекаешь?

Евдоким пожал плечами.

— Тебе ничего не стоит, а нашего брата филеры враз накроют и все — прахом. Понял? — спрашивал Череп-Свиридов и, видя, что Евдоким готов согласиться, гукнул через плечо: — Чиляк! Пошли! — Тот появился тут же, как черт из коробочки. — Поди-ка, гавкни наружу, пусть носилки подают. Да шума там побольше подними, дескать, женщина беременная в обморок тюкнулась. Живо!

Чиляк молча исчез, как его и не было. Череп подмигнул стоящим выжидательно под стенами дружинникам и тут же в растопыренные полы его пальто посыпались револьверы. Оружием нагрузили и Евдокима. Потом долго петляли в кромешной тьме за кулисами. Торкнулись в какую-то дверь, похоже — артистическую уборную, — вошли. Там горела свеча. Спиной к двери, опершись руками на туалетный столик, стояла женщина.

— Вот… — сказал Череп-Свиридов, сваливая с грохотом на пол оружие. — Сейчас доставлю все остальное.

— Хорошо. Уходите, — шепотом ответила женщина, не оборачиваясь.

Череп показал на выход. Прикрыли за собой дверь. Шепнул на ухо Евдокиму:

— Ух, черт-девка! Ну-у!.. Нам бы побольше таких, эх!.. — кивнул он куда-то. — Ты, между прочим, стой здесь и к дверям никого не подпускай. Я пошел за носилками.

Евдоким остался в темноте один. Прислонился плечом к неоштукатуренной кирпичной стене, принялся ждать. Помалу глаза привыкли к мраку, и он увидел тоненькую полоску света, расщепляющую дверь. «Кто же она, та «черт-девка», о которой с таким восхищением отозвался скупой на похвалы Череп?» — подумал Евдоким, внезапно охваченный навязчивым любопытством. Прислушался. Кругом тишина, только в зале глухо гудели голоса публики, ожидающей очереди на освобождение. «Заглянуть?» — скосил Евдоким глаза на полоску света, подумал и осторожно приблизился на цыпочках, припал к щелке. Женщина, как и вначале, стояла спиной к двери, лица ее видно не было. Вернее, она не стояла, а нагибалась, поднимала с пола оружие и прятала его на себе. Подол платья забросила на плечи, рубашку приподняла до живота, и было видно, как из-за пояса кружевных панталончиков топорщатся рукоятки револьверов. Выше колен в штанинах, нетуго обтягивающих ноги, тоже выпирали стволы смит-и-вессонов…

«Ну и ну… — мысленно сказал Евдоким и вдруг густо покраснел. — Свинья! Подглядываешь, как школяр за девками на купанье…» — выругал он себя и все же продолжал смотреть на гибкую талию, на девичьи неразвитые бедра незнакомки, все еще надеясь увидеть ее лицо. Но та, словно чувствуя, что за ней наблюдают, не поворачивалась. Куча револьверов таяла, а изящная незнакомка, раздуваясь, как на дрожжах, превращалась в неуклюжую фефелу.

За этим делом его чуть не застал Череп-Свиридов. С ним пришел специалист по бомбам Григорий Фролов. «Хорош санитар…» — усмехнулся Евдоким. Пока они здоровались, Череп-Свиридов скрылся с носилками в артистической, крикнул оттуда:

— Давай свой зипун, Гри!

Фролов стащил с себя пальто, встряхнул. Когда Евдоким переступил за ним порог, ему послышалось, будто «беременная женщина», лежавшая уже на носилках, приглушенно вскрикнула. Он наклонился над ней, но лицо ее было покрыто черным шарфом и только в щелках блестели яркие точки зрачков. Фролов накрыл женщину.

— Дунька, вставай сюда. Пойдешь впереди, — командовал Череп. — Выберетесь наружу — пересекайте Москательную и топайте прямо к дому семнадцать. В подъезде ждут наши. Ну, марш!

«Санитары» взялись за ручки носилок, подняли. Череп-Свиридов пошел впереди, чиркая спичками. Когда спустились в зал, он шепнул Евдокиму на ухо:

— В случае провала — ты ничего не знаешь. Тебя попросили быть носильщиком, и ты согласился, чтоб поскорее выбраться на улицу. Влипнешь — выручим. Понял?

— Пошел ты! Каркаешь… — огрызнулся Евдоким.