Буян

У «Восточного общества» был пароходик «Тар», не без причины названный самарскими остряками «Тартар». На этом грязном, жутко дымящем «Тартаре» и отправился Евдоким из Царевщины в Самару за оружием. Волга в этот засушливый год рассыпалась на мелкие рукава и воложки, покрылась песчаными косами, словно облысела. Остров Зелененький, повитый дымкой, вытянулся на версты, порыжел в середине. То, что недавно было под водой, теперь окаймляется серой бахромой таловых зарослей. Если смотреть с нагорного берега, остров кажется старым оползнем, отщепленным от кряжа.

Евдоким стоял на носу «Тартара» и смотрел на левый берег, изрезанный глубокими оврагами и долинами. Султанов бугор за Красной Глинкой, где зеленели остатки некогда дремучих дубрав, Коптев овраг, Студеный, серая макушка Лысой горы, Барбашинский овраг… Пароход чахкал, шлепал плицами и кидал кверху черные клубы дыма, закрывавшие временами богатые пригородные дома, разбросанные среди подлесков орешника и березы. Затейливо строили купцы свои дачи: то на мавританский замок похоже, то на венецианский дворец, то на русский терем со светелками наверху, с балкончиками, с раскрашенными ставнями.

Все это принадлежало Шихобаловым, Аржановым, Челышевым. Евдоким плюнул за борт и отвернулся. Стал смотреть на простор низового Заволжья, где раскинулись заливные луга, испещренные серебристыми озерами и купами старых ветел. Туда в половодье волна выбрасывает все, что смывает в верховьях: коряги, бурелом, бревна разбитых плотов, а порой и утопленников.

Утопленников… А сколько осталось их на дне Цусимского пролива после несчастнейшего боя 15 мая! Тысячи? Десятки тысяч? Накормил акул русским мясом адмирал Рожественский…

Всезнающий Сашка Трагик рассказывал о Рожественском: этот вояка прославился тем, что утопил турецкий военный корабль на Черном море, хотя корабля этого, кроме самого Рожественского, никто в глаза не видел! Зато во время высочайшего смотра адмирал показал такую стрельбу по щитам, что удостоился похвалы самого германского императора Вильгельма, приглашенного на маневры. И этот придворный шут по велению царя повел в бой русский флот! Повел и похоронил в японских водах.

В знаменитой тройке лихих «рысаков», разбивших вдребезги российскую военную телегу на маньчжурских сопках, коренником был адмирал Алексеев, наместник на Дальнем Востоке. Тот похлеще Рожественского прославился, хотя никогда не воевал ни на море, ни на суше. Вознесся он благодаря случайному приключению в марсельском порту. Когда император Александр II отправил за границу «для отрезвления» своего сына — пьяницу и скандалиста Алексея, в его теплую компанию затесался и молодой офицер Алексеев. Однажды ночью великий князь «со товарищи» отправился повеселиться в портовый бордель. Там он дебоширил и буйствовал с поистине царственным размахом, за что и был привлечен к ответственности. Грозил большой скандал. И тут молодой да ранний Алексеев, сообразив вовремя, явился во французский суд и заявил, что буйство учинил он, а не великий князь, что французские власти, не разобравшись, перепутали фамилии. Алексееву пришлось заплатить денежный штраф, зато в лице великого князя он приобрел могущественного покровителя и сделал сказочную карьеру. Третий «рысак» — Стессель, тот просто сдал японцам Порт-Артур — и все. И это военные вожди!

«Бедная Россия! — подумал Евдоким. — Вечная трагедия твоя в том, что всегда тобой управляли или изверги или дураки! Война позорно проиграна, статс-секретарь Витте, как пишут газеты, спешит в Америку заключать мир с Японией, спасать русское самодержавие. А я спешу в Самару, чтобы добыть оружие на погибель этому идиотскому самодержавию».

Поехал он через Царевщину с тем, чтобы повидаться с тамошними товарищами, посоветоваться с ними о делах. Михешка Тулупов должен приехать в город к вечеру с мучным обозом. Николай Земсков и Порфирий Солдатов наказали обязательно найти Сашку Трагика или Шуру Кузнецова из депо: к Евдокиму у них какое-то важное дело, И еще просили передать, что в овине Николая ржавеет без дела ручной печатный станок — нет шрифта. Пусть помогут добыть.

И вот «Тартар», развернувшись молодецки против течения, причалил к захламленной пристани «Восточного общества». В городе было два оружейных магазина; Евдоким направился разведать, что в них есть. В магазине на Казанской улице — большом и полутемном — несколько бездельников слоны слоняли. Приказчик — коротконогий пузан с пышными, почти белыми усами и подусниками, балагурил от скуки с юношей, шарившим зачарованными глазами по стеллажам и пирамидам, где мерцало оружие всевозможных систем и марок.

— А это, милостивсдарь, — рассыпался он заученным говорком, — последний крик оружейного искусства — смит-и-вессон тройного действия с экстрактором. Америка! На шестьдесят шагов бьет! Хватай-налетай! Стрельнешь в слона — попадешь себе в задницу!..

— А ну, подайте его мне, любезный, — сказал Евдоким, подходя к стойке.