Бухенвальдский набат

Последний лист календаря
опять пошел в расход...
Еще один, выходит, зря
был прожит мною год.
Рассвет и вечер, день и ночь,
недели прочь и месяц прочь.
И так — без пользы и следа —
текут года, бегут года...

Как у дряхлеющих мужчин,
проживший долгий срок,
мое лицо полно морщин
и вдоль, и поперек.
А мне совсем немного лет,
но сколько горя, сколько бед,
жестокой и пустой борьбы
я взял из жестких рук судьбы!..
Хоть век шлифуй слепой графит,
пусть твой велик талант.
Графит, увы, не заблестит
огнем, как бриллиант.
Из глины стали не сварить.
Из камня нити не скрутить...

1973

ЗАРЯНКА

Растаяла предутренняя тень,
на легких крыльях поднимался день.
И в чаще, наяву
как в полусне
зарянка пела песню о весне.
Чем громче раздавался светлый звук,
тем тише становился сердца стук:
за каплей
капля
в песню кровь ушла.
И песня потому была тепла,
и потому сверкала на лету,
собой наполнив ширь и высоту.
Зарянка —
два распластанных крыла...
А песня —
все плыла,
плыла,
плыла...

1974

* * *

Для лета нынче мало света,
но я об этом не грущу.
Я вдохновением поэта
нелепый сумрак освещу.

И небо в красках полусонных
я растворю в голубизне.
И листья вялые подсолнух
упруго повернет ко мне.

Нет, не ко мне, а к вдохновенью,
оно во мне и вне меня.
Где вдохновенье — там горенье,
там праздник солнца и огня.

1974

* * *

Живу
Дышу шестидесятым маем.
То тяжко мне,
а то легко в груди.
Я знаю, но никак не понимаю,
что молодость осталась позади.
Когда?
На перекрестке,
повороте?
Никак не вспомню, где расстался с ней.
Наверно, в час ночной
незримый кто-то
в телеге жизни подменил коней...
И вместо норовистых,
жарких,
резвых,
полушальных,
встающих на дыбы,
телегу катит пара очень трезвых...
Куда? Вперед, по колее судьбы.
Вперед не к лету,
в край осенний, хмурый,
где небо ниже, листья все рыжей...
Эй, милые! Зачем плестись понуро?..
Не слушаются лошади вожжей.
Не слушаются,
видно, плох возница,
не помогает даже хлесткий кнут.
Ползут колеса. Не мелькают спицы...
За метром метры —
роковой маршрут.
Нет, в пустоте я не ищу опоры,
но не хочу ползти до той поры.
Я поверну коней. Пусть тянут в гору,
а там —
во весь опор пущу с горы!
Всем судьбам в пику!
Упоенный бегом
и спуском,
хоть опасным и крутым,
помчусь я вновь!
Лети, моя телега,
со мною обновленным,
молодым,
пускай несутся кони,
словно черти,
быть может, не доеду —
разобьюсь...
Я не боюсь
ни скоростей,
ни смерти.
Я старости плетущейся боюсь.

1974

* * *