Не приведется тебе, коль твоя затаилась телица,
Ты, о родитель козлят, счастливый и трижды блаженный,
Топчешь ли кручу скалы, попирая копытами камни,
Или бредешь наугад, пресытившись пастбищем прежним —
Милая всюду вослед поспешает радостным шагом.
Ибо всегда и везде супруга с ним нераздельна.
Ах, почему не была и к нам благосклонной Природа?
Ах, почему я терплю столь часто страдания злые?
Ясных звезд хоровод покидает небо ночное,
Друг твой с тобою, Луна: так зачем разлучен я с подругой?
Горе познала и ты — над моим смилосердствуйся горем!1154
Лавром венчаясь, о Феб, ты свою любовь знаменуешь —
Память о Дафне твоей осеняется славой лесною.1155
И в небесах ее свет созерцают — да сказ этот долог.1157
Иль в счастливые дни Златого Сатурнова века
Не был людской удел подобен божественной доле?
Но и об этом смолчу: всяк видит меж звезд Ариадну,
Ах, ужели наш век обидел насельников неба?
Ах, ужель суждено нам жить средь мучений жестоких?
Разве я первый посмел одолеть стыдливости стены
И у подруги своей коснуться священной повязки?1159
Будь я первый, чей ум смущает прелюбодейный
Помысел — стала бы мне кончина отраднее жизни!
Не обо мне молва сохранит бессмертную повесть,
Будто бы первым из всех я вкусил от услады запретной,
Зависть судьбы не даст мне стяжать подобную славу,
Ибо не был наш грех предтечей утех беззаконных.
Облик обманный приняв, Юпитер древле с Юноной,
Прежде чем стала она ему венценосной супругой,
А среди трав луговых Киприда в веселье глядела,
Как сминает цветы пурпурные страстный Адонис,
Стройную выю его объемля ласковой дланью.
Был в это время Марс упоен забавою ратной,
Копотью черной лицо и бороду выпачкав сажей.1160
Разве слез не лила о возлюбленном новом Аврора,1161
Вспыхнувший лик заслонив плащом зари розоцветной?
Вот обычай богов и героев блаженных обычай —
Ах, себе на беду не рожден я Природой благою
В те золотые дни! О, мой удел горемычный!
О, печальная страсть, угасшая в сумерках века!
Так истерзала Судьба мое истомленное тело,
С греческой митрой на лбу Сириска-трактирщица,1163
выпив,Перед таверной своей дымной пускается в пляс;
Кроталов звонкий тростник ударяя мерно о локоть,
В танце распутном она стан изгибает легко:
Право же, лучше за стол, жадный до выпивки, лечь!
Есть тут навесы в саду, кубки, розы, флейты и струны,
Тут и беседки, и тень тонких прохладных ветвей,
Тут на пастушеский лад звучит деревенская дудка,
Тут недавно вино по смоленым кувшинам разлито,
Тут говорливый журчит светлой струею ручей.
Есть из аттических тут фиалок свитые веночки,
Много в гирляндах тут есть желтых и пурпурных роз,
Ахелоида1164
несет в белых корзинках гостям.Влагу много сыров тут сочит сквозь прутья корзинок,
Много и слив восковых есть тут в осенние дни.
Много каштанов у нас и сладких рдеющих яблок,
Есть и шелковица тут, и гроздья на вьющихся лозах,
И на жердях не один темный висит огурец.
Фаллом огромным своим уже никого не пугая,
Тут с деревянным серпом сторож лачуги стоит.1166
Дай пощады ему: что за прелестный осел!
В этот час по кустам заливаются треском цикады,
Ящерка даже — и та прячется в тень от жары.
Если в уме ты, приляг, освежись из летних стаканов,
Так заходи отдохнуть в тени виноградной, усталый,
Коль тяжела голова, розами лоб увенчай,
И поцелуи срывай с девических уст без стесненья!
Сгинь, кто нахмурен всегда, словно столетний старик!
Иль под увенчанным сам камнем желаешь лежать?
Кости бери и вино. Сгинь, кто завтрашним днем озабочен!
За ухо смерть ущипнет, скажет: «Живите! Я здесь».1167
Десять зимних часов уже долгая ночь отсчитала,
Песнею звонкой рассвет возвестил караульщик крылатый,
В это время Симил, пахатель малого поля,
С брюхом голодным на весь остаться день опасаясь,
Начал неверной рукой в темноте расслабляющей шарить,
Чтобы очаг отыскать. Вот его он находит, ударясь:
Хоть прогорели дрова, но дымок еще струйкой тянулся
И под сизой золой таился жар темно-алый.
Вытянув прежде иглой фитиля подсохшего паклю,
Частым дыханьем огонь в очаге оживляет уснувший.