Булат Окуджава: «…От бабушки Елизаветы к прабабушке Элисабет»

В Тифлисе Михаил получил для себя и своих родных большую квартиру в красивом старом доме № 9 на недавно переименованной улице Паскевича. Теперь она называлась именем старшего товарища и соратника Михаила — Филиппа Махарадзе.

Двоюродный брат Гиви Отар[49]:

— Это была очень большая квартира, даже две очень больших квартиры, одна над другой. На втором этаже было три огромных комнаты. Среднюю, самую большую, занимал сам Михаил Степанович, две другие занимали Мишина мама и Галактион с Олей.

^{Гиви с дядей Владимиром Окуджава}

Там же, у мамы, жил и старший брат Михаила Владимир. Вернувшись после февральской революции из Швейцарии, он отошёл от всякой революционной деятельности и люто возненавидел большевиков. Это, однако, не мешало всем родственникам жить дружно. Старшие братья дома о политике старались не говорить. Все любили друг друга, Лизико давно смирилась с непутёвым зятем. В конце концов, он ведь не дебошир был какой-нибудь, а просто тихий пьяница и вообще добрый человек. Она мужа своего всю жизнь жалела по той же причине, а теперь появился ещё один, кого надо было жалеть.

Позже Ольга с мужем переехали в собственную квартиру на улице Жореса.

Через много лет в телевизионной передаче о Галактионе Табидзе Гиви Михайлович Окуджава вспоминал, как они жили вместе: «Галактиона я не просто уважал, а считал его своим старшим другом»[50].

Однажды, когда Галактион сидел за своим столом и что-то писал, покуривая трубку, Гиви, дождавшись, когда он отвернётся, подкрался незаметно и стащил у него эту трубку. Закрылся в своей комнате и стал курить. «Галактион не рассердился на меня, а только повернулся в сторону той комнаты и сказал: „Слушай, если нас кто-нибудь заметит с этой трубкой, то нас обоих отшлёпают“», — рассказывал Гиви всё в той же телевизионной передаче[51].

Вера со своей мамой Федосьей жили в квартире на первом этаже, в огромной комнате. Ещё одну комнату там занимал посторонний жилец, какой-то сотрудник райсовета.

^{Дом, где жили Окуджава на бывшей улице И. Паскевича, затем Ф. Махарадзе, а теперь Г. Кикодзе}

— Был ещё большой балкон, застеклённую часть которого мы использовали как кухню. Пройдя через неё, можно было попасть в туалет, который был общим на весь первый этаж, — вспоминает сын Веры Отар.

Свою личную жизнь Вера устроила поздно. У неё была давняя, ещё гимназическая любовь с Джумбером Дзимистаришвили. Но в молодости не сложилось — он ушёл в армию, на первую мировую войну. С войны вернулся инвалидом, одна нога у него стала короче другой. Только в 1928 году они поженились. Джумберу тогда было сорок, а Вере тридцать шесть. В 1929-м у них родился сын Отар.

^{Вера Халваши (Дзимистаришвили) со своим приёмным сыном Гиви Окуджава. Архив О. Д. Дзимистаришвили}

…Гиви было выделено место на втором этаже, но большую часть времени он проводил внизу, у Веры, а с появлением в доме Нины, новой жены Михаила, он и совсем переехал вниз. То есть, к моменту рождения Отара он давно уже жил внизу, в семье Веры. Не удивительно, что, хоть Отар и был младше своего двоюродного брата Гиви на двенадцать лет, выросли они как родные братья.

6

За несколько лет до появления Отара оборвалась последняя ниточка, что связывала всех Окуджава с Кутаисом. Отец, остававшийся там практически один, был совсем плох. Вследствие многолетнего пристрастия к алкоголю он находился в тяжёлой депрессии. Младший сын его Василий, единственный, кто находился сейчас рядом с отцом, стал бить тревогу, и Елизавета Павловна поехала к мужу, чтобы забрать его в Тифлис. Но Степан и слышать об этом не хотел.

^{«Любимой маме от Ашхен и бабушке от маленьких внучат. Гиви, Кукуля и Дориан. Лето 1924 года, Абастуман». Тогда ещё Булата звали Дорианом. Архив Н. Н. Окуджава}

Это был уже 1925 год[52]. Михаила ещё три года тому назад обвинили в «национал-уклонизме» и сняли с поста секретаря ЦК. Теперь должность у него была куда менее заметной, а потом наступит время, когда он лишится и этой должности, и вообще свободы.

Степан Васильевич очень переживал за судьбу своих сыновей, — видимо, чувствовал, какие тучи сгущаются над их головами, и всё время горевал, ожидая худшего.

Но накануне своего последнего дня он был спокоен и деловит. Купил дрова, кукурузу, муку, вино, сыр — всё, что требуется для похорон и поминок…

Вот что рассказывала в 1980 году одна из дочерей Степана Мария Окуджава, в то время тоже жившая в Тифлисе: