Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Инициативная троица: Николай Панченко, Александр Авдонин, Павел Шпилёв — бывшие фронтовики, незаурядные одарённые люди. В их творчестве среди неистребимого провинциализма[70] обнаруживались строчки стихов истинного поэтического достоинства. Процесс запретов только усиливает поэзию, цензура играет на руку поэтам. Они заметили собрата по оружию, пишущего хорошие лирические стихи. И постарались, чтобы корреспондента Окуджаву определили работать в школьный отдел к Розе Алексеевне Матвеевой, женщине умной и покладистой, понимавшей истинное призвание своего нового сотрудника. Она предоставляла возможность Булатику, как она его называла, отвлекаться на творчество.

Какая троица? Что значит «они постарались»? Павел Шпилёв вообще никогда в газете не работал! И редактору газеты Николаю Панченко вовсе не надо было никаких троиц или троек, чтобы взять на работу нового сотрудника и без всяких «стараний» определить его в любой отдел в газете, где была вакансия!

Ошибка на ошибке, нелепость на нелепости. И это при том, что в основном книга Панфёрова состоит из пересказа автобиографических рассказов того, о ком он взялся писать, и работ своих предшественников. Причём этот пересказ автор простодушно выдаёт за свои собственные открытия. И для убедительности вкладывает в уста своих героев совершенно идиотские слова, которые не то что литератор — просто нормальный человек говорить не станет.

Вот, например, Р. Панфёров фантазирует, как Н. Панченко «уговаривал» Булата прийти на работу в газету:

— Чудак, — увещевал он, — тебе же легче будет. Отвыкай жить по школьному звонку. Тетради, планы, уроки, педсоветы — не слишком ли хлопотно? Станешь газетчиком. В редакциях испокон свои традиции. Творческая работа как никак, интересные командировки, встречи с людьми, среди которых попадаются весьма и весьма незаурядные… А потом создадим литгруппу, начнётся творческое общение, хоть и провинциальная, но богема. Будем закладывать основу будущей писательской организации, пробивать в обкоме своё Калужское издательство. Разве не заманчиво, нельзя отказываться от такого дела, не быть же тебе век учителем?!

И Булат согласился …

Действительно, чудак… И чего это Николаю Васильевичу так уж нужно было уговаривать какого-то школьного учителя, завлекая невиданными прелестями («хоть и провинциальная, но богема»!), если тот сам только об этой работе и мечтал много лет. И «литгруппа» с «творческим общением» тоже существовали задолго до прихода Булата в газету.

Неприятно, что автор низводит своих героев, людей неглупых, до своего уровня.

Дальше Панфёров рассказывает, что с приходом Булата в газету «сложилась немногочисленная, но устойчивая литературная группа, которую символически нарекли „Факелом“».

Тоже враньё — в Калуге никогда не существовало литературной группы с таким названием.

Странно, что всё это пишет калужанин, — мог бы, кажется, и в библиотеку зайти. Ну, или хотя бы пообщаться с кем-то из своих земляков, которые знают о предмете не понаслышке. А то ведь в смешном виде себя выставляет на старости лет. Вот, например, ещё цитатка из Панфёрова:

…И вот он пока работает в газете художником, берёт заказы в «Церабкоопе» — местном кооперативе художников. (Это о художнике Н. Ращектаеве. — М.Г.)

Какой кооператив?! Почитал бы, что ли, своего земляка, замечательного журналиста К. М. Афанасьева: