Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Мастер — человек «примерно лет тридцати восьми». Этот возраст позволяет избранному вступить в ряды утешенных. Ему помогли братья по Ордену, и он «выиграл» облигацию в сто тысяч рублей. Действительно, Мастер «сунул руку в корзину с грязным бельем» и нашел «на ней тот же номер, что и в газете!» Но в грязном белье, помните рубаху Воланда (!), живет дьявол. Облигацию эту опять-таки он не покупал, ему дали ее в музее. Вот так работает масонская лотерея! Заметим, что сам Мастер об этом ничего не знал. Только страсть к дьяволу потихоньку затягивала его. Вот и с такими деньжищами он поселяется не в доме с видом на мир, а в подвале. Поближе к дьяволу! Мастер спрятался от света! «Зимою я очень редко видел в оконце чьи-нибудь черные ноги и слышал хруст снега под ними. И в печке у меня вечно пылал огонь!» Да это приближение к адским глубинам. Хорошо, что наступила весна, и явилась Любовь. Но и возлюбленная оказывается с чертовщинкой в глазах. «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!» Вот это сравнение: любовь-убийца (?!). Бог и дьявол сражались в сердце Мастера, но он не сломался до конца, не стал дьяволопоклонником!..

Роман о Понтии Пилате стал той «подробной и обстоятельной исповедью», которую он представил в «капитул утешенных». Свою рукопись он построил на основе гностического учения «Ордена Света». Но его роман был признан недопустимым к опубликованию. Почему?

Есть только один ответ. За словом «утешенные» скрываются масоны. Вхождение в их круг означало принятие законов масонского общежития и правил их политической игры. Мастер не оправдал надежд «спонсоров», по своему духу книга не отвечала их целям и задачам. Но кто из масонов читал роман Мастера? Тот, кто поплатился за это жизнью, — Михаил Александрович Берлиоз…

Итак, все стало на свои места, круг замкнулся. Нам теперь осталось только узнать, кто же стал прототипом Мастера…

Главный герой булгаковского романа «бритый, темноволосый с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми». Мастер носит бородку. После бала, как упоминает автор, он «был выбрит впервые, считая с той осенней ночи (в клинике бородку ему подстригали машинкой)». Мастер — историк по образованию, знает пять языков — английский, французский, немецкий, латинский и греческий и немного читает по-итальянски. Он написал роман на евангельский сюжет. Опубликование отрывка этого сочинения стоило Мастеру душевного покоя, и последнее время перед смертью он провел в состоянии сильной депрессии.

В современном литературоведении принято считать, что прототипом Мастера был сам Михаил Афанасьевич. В романе, безусловно, отражен очень важный эпизод его жизни, относящийся к 1929-30 годам. В это время Булгаков заканчивает вторую редакцию романа, знакомится со своей будущей женой — Еленой Сергеевной, опасаясь обыска, сжигает рукопись романа. В это время Булгакову, как и Мастеру, примерно 38 лет. Как и Мастер, он носил шапочку с вышитой на ней буквой «М». И ещё чрезвычайно важный момент. По ряду признаков Михаила Булгакова можно присоединить к числу московских членов «Ордена Света»6. Кажется, все ясно, как дважды два.

Но не слишком ли всё просто? Что-то непохоже на Булгакова! Да и потом, давайте верить авторскому тексту:

«Даже у меня, правдивого повествователя, но постороннего человека (выделено нами. — Прим, авт.), сжимается сердце при мысли о том, что испытала Маргарита, когда пришла на другой день в домик мастера…» Булгаков не соединяет себя с Мастером.

Более того, он ему еще и не очень-то симпатизирует. В главе 8 мы уже говорили, что взгляд Мастера на Иисуса не совпадает с булгаковским. Что бы там ни говорилось, но Михаил Афанасьевич высмеял всех неправославных: и заезжих масонов, и московского тамплиера Мастера, и Алексея Максимовича. И, зная это, поверить, что Мастер и Булгаков — «близнецы-братья»?

Какое мрачное всегда настроение у героя романа. «Я, знаете ли, не выношу шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде, — говорит он Ивану. — В особенности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или иной какой-нибудь крик». И это, вы хотите сказать, Булгаков?! Остро-умнеший человек, весельчак, оптимист… Да, чтобы написать этот роман, нужен был гигантский заряд оптимизма. «Будем глядеть правде в глаза, — гость повернул свое лицо в сторону бегущего сквозь облако ночного светила. — И вы и я — сумасшедшие, что отпираться! Видите ли, он вас потряс — и вы свихнулись, так как у вас, очевидно, подходящая для этого почва». Разве мог Булгаков произнести нечто подобное о себе? У сына профессора Киевской Духовной академии была не такая почва.

Он любил свой роман, он горел им, в последние дни жизни думал о его судьбе. А его герой?

«После некоторого молчания Воланд обратился к Мастеру:

— Так, стало быть, в арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?