Разве не ласкал кожу прекрасный южный загар, лёгший удивительно ровно, без ошпариваний, без ожогов, от которых обычно страдала Варвара, не дружащая с солнцем? Плечи нежила лёгкая шубка из меха какого-то короткошёрстого зверька — ещё один подарок Кристофера Робина, узнавшего, что на Земле пока апрель, а в здешнем климате он бывает переменчив и суров… Ноги обжимали мягкие сапожки из натуральной кожи, умопомрачительные, словно только что из Парижа, стильные, и вместе с тем удобные, как лапоточки, а большая часть чемоданов была забита шмотками… от кого? «Профессор Хендрик», как про себя Варя называла вознесённого до небес удачей молодого стилиста, не слишком старательно юлил, пытаясь скрыть дарителя, велевшего подобрать небольшую коллекцию сезонных нарядов для ужасно промозглой земной весны. Разумеется, Элианор Илларийская не могла так вот, сразу, в открытую, переступить через свой гордый нрав, но Варвара оценила порыв… хм… родственницы.
Вот уж действительно, если женщина счастлива — мир вокруг преображается. А уж если речь идёт о королеве, то можно смело заявить: в резиденции Ремардини-Илларийских воцарились, наконец, покой и гармония.
…Варя улыбнулась, вспомнив свой прекрасный розовый парик, обсыпанный золотистой пудрой, жёсткие рёбра корсета, затянутого, по её настояниям, не слишком туго, но всё же чувствительно. Тяжесть многослойный юбок, искупавшуюся обманчиво-воздушной и невесомой пеной кружев, искусный макияж, и даже одну старомодную мушку, наклеенную, на индийский манер, по центру лба, что обозначало: дама недоступна и ожидает своего кавалера! Надо сказать, немало шушуканий и пари вызвал этот крошечный кружок чёрного бархата на лбу королевской гостьи; но, ко всеобщему разочарованию, любопытство присутствующих так и не было удовлетворено, тёща Сигизмунда никого из вьющихся вокруг мужчин не выделила особо… Сама-то Варвара не обращала на них внимания, лишь время от времени улыбаясь дежурной улыбкой и терпеливо разъясняя приглашающим, что местных танцев она не знает, а потому — вынуждена отклонить их общество, и прочая, и прочая. К концу вечера она уже порядком злилась на здешнюю мужскую братию. Сколько можно тупить? Эрих её заверил: изначально кавалеры предупреждены, что высокая гостья не танцует; так ведь нет, лезли, лезли! Любопытные как дети малые.
А ещё шептались, что, якобы, гостья хромает от рождения, и потому-то отказывается танцевать.
И что на самом деле она полнее того, как видится, раза в два, и затянута в корсет настолько, что не в состоянии толком двигаться. Ох уж, эти сплетницы-завистницы…
И ещё много всякого-разного, о чём потом, хихикая, как девчонка, наябедничал Хендрик Блюменталь, пока она, скрытая за ширмами, освобождалась от бального наряда и облачалась в прекрасный дорожный костюм. Ей-то, в отличие от тех, кто, сообразно поговорке, попадал с корабля на бал, предстояло совершенно обратное действо, и уже сейчас пора было собираться в дорогу, прямо на портальную станцию. А «профессор стиля» желал непременно и немедленно оценить Варвару в новом облике.
В сиянии ослепительного триумфа королевы победа Хендрика осталась незаметной, но «профессор» был уверен: назавтра к нему, личному парикмахеру и стилисту Её Величества, потянутся первые ценьоры и ценьорины, жаждущие обновления. Ибо Элианор поразила на нынешнем вечере всех. Порядком потеснив, между прочим, с пьедестала новую родственницу, ради представления которой, собственно, и устраивалась эта «маленькая семейная вечеринка». А Варя ничуточки не возражала. Во-первых, исполнилась мечта её детства — побывать на балу, в настоящем платье сказочной принцессы, потанцевать с настоящим принцем… и сбежать, оставив всех в непонятках: кто это, собственно говоря, такая? Во-вторых, её устраивало вполне — слиться с окружением королевы, с этой шуршаще-блистающей толпой фрейлин, будучи наряженной, как они, в таком же высоком пышном парике, как и у них, так же осыпанной пудрой и модными в этом сезоне духами-блёстками…
Конечно, это было не слишком удобно. Да какое там — «удобно»! Скажем прямо, по комфортабельности платье могло сравниться разве что с той самой клеткой, в которую Инквизиция лет триста тому назад сажала осуждённых на голодную смерть и вывешивала на всеобщее обозрение: оно так и стискивало мёртвой хваткой со всех сторон, не давая ни охнуть, ни вздохнуть, а уж на столы со всякими вкусностями и на подносы с шампанским глядеть было страшно: да в состоянии ли Варя проглотить хоть что-то? Зато наградой вскоре послужил удивлённый, переходящий в понимающий, а затем и уважительный, взгляд королевы.