«Мы бы рекомендовали гражданам не прислушиваться к откровенно бредовым и безосновательным заявлениям неспециалистов. Разумеется, мы все понимаем, что сенсации, откровения и прочее — хлеб журналистов, и из любого события они готовы выпекать скандал. Но в данном случае, они попали пальцем в небо. Плохая погода — всего лишь плохая погода. По прогнозам метеослужб уже к концу апреля антициклон с Западного океана принесет нам тепло и солнечные дни, остается только немного потерпеть.
Для справки приводим некоторые данные (их можно с легкостью проверить в любой библиотеке и на специализированных ресурсах глобальной сети): в 1889 году температура не поднималась выше точки замерзания до начала мая, а в 1903 году 17 апреля был зафиксирован температурный рекорд: мороз стоял зимний, метка термометра упала на девятнадцать делений ниже точки замерзания. И это только два случайно выбранных года, а статистика куда обширнее (просмотреть сводную таблицу).
Мы надеемся на ваше благоразумие. Не стоит поддаваться пустой панике».
Из открытого письма
Эферу, начальника отдела по связям
с общественностью,
(опубликовано на портале
Института парасвязей (гражинский филиал))
Последствия ошибки
Почему Донно продолжал ходить на работу?
Это было мучительно, и скулы сводило от тоски, но он продолжал ходить.
Знал, абсолютно точно: как только он перестанет это делать, то закончится совсем.
Как вообще может закончиться человек.
Он разорвал в одностороннем порядке партнерский договор с Робертом. Морген сказала, что тот слишком много вкладывался последнее время в стабилизацию Донно, и это ускорило ход болезни.
Морген умела быть равнодушно-жестокой. Она даже не понимала, насколько это ранит. Просто выдавала информацию, считая, что она в любом случае полезна.
Заместитель шефа каждый раз недоуменно смотрел на него, будто бы удивляясь, что Донно забыл в коридорах Чайного домика. Артемиус не разговаривал вовсе.
Сова… вот тому было наплевать. Будто бы ничего не случилось. Нет, он спросил, как так это все вышло, крепко выругался, потом еще раз выругался и пошел по своим делам.
К ним в кабинет временно перевели парня из другого отдела — и наудачу как раз того, что вел дело сына Морген. Донно подозревал, что это Сова поспособствовал, но спрашивать не стал.
Мирон был достаточно молод — лет двадцати семи. «Угрюмый ублюдок», — вскоре сокрушался Сова, но сделанного было не воротить. Длиннолицый, с вечными темными мешками под глазами, Мирон работал как лошадь, и его побаивался даже заместитель шефа.
Донно познакомил его с Морген, и Сова потом сказал, что на это представление нужно было билеты продавать. Взаимная яростная неприязнь возникла практически мгновенно, и сквозила в каждом движении и слове — несмотря на то, что на поверхности оба вели себя практически безупречно вежливо. «Ну что вы, М-морген, — цедил Мирон, криво улыбаясь. — Мы работаем над делом вашего сына со всем усердием». «Не сомневаюсь, — щурилась Морген, нависая над невысоким следователем. — Я и не хотела вас обижать».
В то утро, когда Мирон уже вовсю шелестел бумагами и что-то пулеметно отбивал на клавиатуре, а Сова и Донно вяло перебрасывались последними новостями, в их кабинет зашел предвестник беды.
Выглядел он как печальный начальник архива, попавший под мелкий дождь.
Молодой человек убрал с лица намокшие длинные пряди и поздоровался.
— Мне кажется, мы немного намудрили с этим делом, — меланхолично сказал Унро. — И у нас проблемы.
— Чего это? — удивился Сова.
— Доброе утро, — сухо сказал Мирон, едва глянув в сторону начальника архива.
Унро вздохнул и положил на тумбочку небольшую стопку бумаг, подвинув коробки с чаем и печеньем.
— Прислал бы электронкой, — сказал Донно.
— Поговорить надо. Да и это для Артемиуса, — ответил Унро. — Он у вас не любит в экран смотреть.
— И правильно делаю, — проворчал шеф Чайного домика, входя в кабинет. — Чего глаза-то портить? Запасных не выдадут. Ну давай, что у тебя там.
Он вытащил кресло Роберта и сел на него боком, подперев кулаком подбородок.
Сова кивнул стажерам, и те шустро вышли, притворив за собой дверь.
— Тут, — сказал Унро, постучав пальцем по бумагам, — копии заявлений и жалоб от граждан. Мои ребята собирали отовсюду, когда мы заметили, что есть связь. Навязчивые повторяющиеся сны, смутные видения. Половина из них — жители домов, которые вокруг той котельной стоят.
— И? — почему-то тихо спросил Сова.
Донно опустил голову, переваривая сказанное. Почему Артемиус не привел сюда следователей, которым передали дело? Их это в первую очередь касается.
— А что им снилось? Какие видения? — спросил Артемиус, без особого энтузиазма, полистав бумаги.
— Темные помещения, огромные жуки, какая-то белая фигура, — перечислил Унро. — То, в чем они все сходятся.
— А у того пацана, который сбежал, фамилия Жукин, — сказал Сова. — Его мамаша говорила, что у него и кличка такая была, Жук. Совпадение?
— Или подсказка, — ответил Унро. — Та самая, которую мы ждали, когда запустили «сеть призыва».
— Так ты говорил, что подсказки будет видеть кто-то один, — нахмурился Артемиус.
Унро кивнул.