Бумажные доспехи

— И мы накрыли весь город этой сетью. Получается, мы допустили ошибку. Неявные подсказки видят все, кто может каким-то образом быть связанным с этим делом. Либо мы неверно поняли условия, либо в чем-то нарушили ритуал запуска.

После общего тоскливого молчания Артемиус пощелкал пальцами.

— А это… с погодой-то… тоже мы?

— Я не знаю, — удивился Унро. — Думаете, журналисты правы? Очень интересный эффект…

— Да уж, «интересный», — проворчал Сова. — Нас всех за такую лажу поганой метлой погонят, вот и весь интерес.

Теперь в их отделе было новое развлечение: на тумбочке рядом с чаем, сахаром и сухим печеньем лежала толстая цветная тетрадка, одолженная у одного из стажеров. На обложке поверх красочных разводов написали «Дневник снов», а а через пару дней внутри Артемиус собственноручно черкнул: «Проверяю лично, шутникам буду свинчивать головы». Почти каждый день, после росписи в журнале посещений сотрудники Чайного домика забегали оставить какую-нибудь запись в этой тетрадке. На широких полях — стажер трудился целый час, отчеркивая по трети листа карандашом, — ставили отметки о повторяющихся элементах, бесполезности или возможной пользе описанного.

Артемиус заходил проверить через день, а каждое утро вечно опаздывающий Сова первым делом интересовался: «Есть что-нибудь от Джека?» Донно только отмахивался.

Но пока тетрадь была наполнена бессвязными записями о четырехрогих баранах, полетах над фиолетовыми горами, бесконечных коридорах и прочем. С пометкой «кошмары» Артемиус записал короткий сон-воспоминание о том, как прежний шеф Чайного домика, Солнцеликий, вызывал его, тогда еще молодого специалиста, к себе, чтобы распечь за какую-то неудачу. На полях все старожилы, помнившие Солнцеликого, оставили приписки в духе «вот это кошмар так кошмар» и даже парочку охранных рун начиркали.

Мальчишка в больнице молчал, следователи рыли землю, оперативники прочесывали по списку «слепые зоны». Подвижек не было.

Неожиданные

Каролус загрузил ее работой по самые уши, да еще при каждой встрече в коридоре или в кабинете укоризненно покачивал головой.

Морген уже всерьез начала думать — что ж такого, подумаешь что-то за плечом, надо было подождать, что скажет… но потом вспоминался тот ужас, охвативший ее от позвоночника до кончиков пальцев, и упреки Каролуса становились несущественными. Это пусть старый некромант опрашивает всех встречных призраков и нематериальных сущностей, а она как-то к этому не готова.

Под конец дня Морген уже пошатывалась, а выпитый кофе булькал практически в ушах. Каролус выставил ее пораньше домой, бурча, что таким трусливым особам нечего делать на работе в темное время суток.

Было около семи, и в холле толпилось множество народа: заканчивались часы посещения.

На крыльце Морген столкнулась с невысокой плотной женщиной, устало выслушала извинения — хотя на самом деле была виновата сама, не смотрела.

— Я все время такая неловкая, — сокрушалась женщина. — Ну вот постоянно. Мама меня ругает, а что поделать? А вы случайно не знаете, как пройти в третью терапию?

Она поправила старомодную голубую косынку на голове и с надеждой уставилась на Морген. Черты ее лица показались знакомыми, может быть, она уже бывала здесь раньше.

— Знаю. Я там работаю, — вздохнула Морген. — За гардеробом повернете к лифтам, подниметесь на третий этаж и сразу налево.

— У меня тоже там мама работает, — доверительно сообщила женщина, но Морген уже не слушала ее благодарности.

На стоянке темнел знакомый ей зеленый «этланн», к капоту которого прислонилась такая же знакомая крупная фигура.

— Да-да, конечно, — рассеянно ответила она женщине и, больше не обращая на нее внимания, пошла через лужи к стоянке.

Появление Донно ее обескуражило и неожиданно для нее самой обрадовало. Хотя на самом деле сейчас она была бы рада любой компании. Отчего-то казалось, что при посторонних в ее зеркала заглядывать никто не будет.

Донно ничего объяснять не стал, а Морген не спросила. Слова бы ненужно уточнили их ситуацию, очертили то, о чем оба не хотели бы говорить. И поэтому Морген только кивнула в ответ на вопрос, не подвезти ли ее. У подъезда она небрежно предложила поужинать, и Донно напряженно сверлил ее взглядом, пытаясь понять, к чему она клонит. «Слушай, — сказала Морген, — ну ты же не хрупкая девица, а я не боевой маг, ну что я тебе сделаю? Мне просто страшно, опять сегодня в зеркале видела лицо». Тогда Донно энергично кивнул: «Я посмотрю», хотя они оба знали, что толку от этого не будет.

— Роберт в бешенстве, — устало сказал Донно.

На ее маленькой кухне он занимал слишком много места, но когда Морген попыталась его подвинуть вместе со стулом, он легко подхватился, отобрал нож и начал сам готовить.

— Рука не болит? — спросила Морген, глядя как неловко он рубит лук.

Нож постоянно выворачивался из забинтованных пальцев, но Донно даже не морщился — Морген вдруг рассердилась, поняв, что он «держит лицо» перед ней.

Хотя лук превращался в ровное крошево на немыслимой скорости.

— У тебя хлеб заплесневел, — заметил Донно. — И в чайнике тоже плесень.