Бумажный лебедь

– Отвечай! – поторопил его Дамиан.

Тот назвал число.

– А сколько граммов дадут за сто американских долларов?

Мальчик ответил.

Дамиан снова и снова повторял вопрос, только доллары менял на евро, йены, рубли…

Рафаэль без запинки сыпал числами.

– Он правильно считает? – уточнил Эль Чарро у Команданте-девятнадцать.

– Не знаю. Сейчас проверю. – Мужчина достал мобильник, вбил числа и раскрыл рот от удивления. – Все верно, босс!

– Вы только поглядите! – воскликнул Эль Чарро. – Sicario из мальчишки никудышный, зато считает как калькулятор! Такие люди нам пригодятся.

Забрав у Дамиана оружие, босс обнял его за плечи.

– Молодец! Ты не только меня впечатлил, но и спас другу жизнь. Sicarios! – обратился Эль Чарро к прошедшим испытание. – И ты, мой маленький вундеркинд… – Он посмотрел на Рафаэля. – Примите поздравления! Вы начинаете новую жизнь. Отметим же это!

Дамиан вышел вслед за боссом; в памяти навсегда отпечатались леденящие кровь картины: мешки для мусора, изуродованные тела, багровые брызги на стенах.

Действительно, подумал Дамиан. Начало новой жизни, Эль Чарро, начало твоего конца. Я не сдамся, пока тебя не уничтожу.

Глава 18

Для уничтожения Эль Чарро требовался план. Дамиан знал, что спешить не стоит: шанс у него будет один-единственный, поэтому нужно тщательно все продумать. Даже если удастся прикончить Эль Чарро, за убийцей начнет охоту весь картель, а Дамиан еще хотел расквитаться с Уорреном Седжвиком. Так что предстояло не только организовать нападение, но и продумать дальнейшие действия.

Два момента работали в пользу Дамиана. Во-первых, Эль Чарро держал его подальше от уличных разборок. После того как Команданте-девятнадцать погиб в перестрелке, к юноше постепенно перешли обязанности преподавателя по работе со взрывчаткой. Он стал слишком ценным кадром, чтобы рисковать его жизнью. Эль Чарро советовался с ним, когда нужно было уничтожить базы конкурентов, улики или тела – в общем, Дамиан пользовался полным доверием. Вторая вещь, за которую он благодарил судьбу, – босс отправил Рафаэля в частную школу далеко за пределами Кабораса. Картелю требовалась не только грубая сила. Эль Чарро считал выгодным инвестировать в молодых специалистов, находившихся в начале карьерного пути. Дамиан понимал, что Рафаэля готовят к работе на картель, и собирался прикончить босса еще до того, как друг завершит обучение.

Следующие несколько лет Дамиан копил деньги – и собрал очень много. В шестнадцать он переехал в квартиру с видом на океан и обменял с доплатой свою старую лодку на подержанную яхту. Завидев моряков, возвращавшихся с богатым уловом, Дамиан спускался на набережную и покупал себе свежей рыбы, крабов или креветок. Он одалживал рыболовам деньги на починку старых траулеров и прохудившихся сетей. А моряки в качестве благодарности брали его с собой в плавание и делились секретами мастерства. Кроме того, они совсем не возражали, когда их дочери бросали на юношу игривые взгляды.

Дамиан не только работал со взрывчаткой – он и сам был словно тлеющий фитиль, готовый в любой момент привести в действие бомбу. Окружавший его ореол плохого парня пугал и манил одновременно. Дамиан выглядел отрешенным – недоступным и равнодушным, что только разжигало в девушках интерес. Однако юноша избегал романтических связей, хмельного румянца первой любви, дрожащих рук, несмелых признаний и горько-сладкого томления. Он помнил, что впервые поцеловал женщину после церемонии посвящения, но ее губы и лицо стерлись из памяти. В ту ночь Эль Чарро закатил вечеринку в честь новых sicarios – с угощением, выпивкой и проститутками. Дамиан открыл для себя мир секса и решил, что ему довольно женщин, которым платят за любовные услуги. Привязанности делали его слабым, чего он допустить не мог.

Ежегодно он приносил на могилу матери букет мексиканских подсолнухов[42]. Он выбирал цветы глубокого оранжевого оттенка с самыми яркими сердцевинками. МамаЛу была похоронена в Паса-дель-Мар, на кладбище у церкви Архангела Михаила – той самой, куда она ходила вместе с маленьким сыном и возле которой он выполнил первое поручение Эль Чарро. Могила ничем не отличалась от соседних, где покоились другие одинокие узницы Вальдемороса: груда камней да простенькая плита с именем, фамилией и тюремным номером. Дату смерти не указали, потому что надзиратели забыли ее записать. МамаЛу лишили даже этого. Впрочем, юноша не стал менять плиту: она служила напоминанием. Каждый раз, когда он видел незавершенное надгробие, пламя у него внутри разгоралось сильнее. Он хотел взять молоток с зубилом и высечь слова возмездия прямо на вражеских сердцах, а потом уже – воздвигнуть матери достойный памятник.