Бумажный театр. Непроза

– Интересное место это, гостиница “Москва”. Люди пропадают. Слушай, а дочка твоя, – может, она с кавалером куда закатилась, а ты ее ищешь? Может, ее в другом месте искать надо, а? – подозрительно вопрошает милиционер.

– Нет, она девушка у меня хорошая. Мать шесть лет как померла, живем вдвоем. Она у меня не балуется. Да и нет у нее кавалеров, – вздыхает отец.

– Ну ладно, пиши вот тут заявление, – приказывает милиционер и указывает на стул. Подходит к двери и спрашивает:

– Ну, есть кто на прием?

Вошла заплаканная женщина. Губы ее прыгали, и вид был такой, будто плакала она вторую неделю.

– Садитесь, гражданка, – предложил милиционер, но она стояла. – Ну, что у вас там, – спросил он усталым голосом.

– Муж пропал, – сказала женщина, и слезы потекли по щеке.

– Н-да, – сказал милиционер. – За последние два дня четвертый случай. – Да вы садитесь. И не волнуйтесь. Мужья, они чаще всего находятся…

…В коридоре милиции – новая пара посетителей прибавилась к прежним. Пожилая женщина и молодая, беременная. Обе встревожены.

…Есинская стоит в очереди к окошечку. Это Таганская тюрьма. Перед ней – человек десять, позади – хвост. Озабоченные женщины с узелкам, с сумками. Есинская в толстом платке, совсем слилась с толпой, следа не осталось от бывшей красавицы.

…Курилка в мединституте. Молодые врачи, студенты старшего курса. Курят.

– Ясно, что особо опасная…

– Ты что, в двадцатом веке, в Москве? Зимой?

– Между прочим, есть такие эпидемии, которые именно зимой… Чума, например, чумные возбудители при высокой температуре гибнут. Как раз зимой эпидемии сильнее…

– Да откуда чума, болтовня какая-то…

– Две больницы в карантине – Екатерининская и Соколиная Гора…

– А Екатерининская при чем? Ну, Соколинка, понятно, она инфекционная…

– Откуда, откуда? Вредительство, вот откуда! По секрету могу сказать, что Григорьева забрали!

– Тише!

– Ты что?

– А кто такой Григорьев?

– Ты что? Это главный инфекционист наш…

А чуть поодаль, у стены, двое делятся какими-то сообщениями интимного характера:

– Ну, я тогда ей говорю, пожалуйста, здесь вам будет удобнее. И так смотрю, там точно удобнее: кушетка, то-сё…

…Запечатанное снаружи приемное отделение Екатерининской больницы. Рука в резиновой перчатке снимает с двери бумагу с печатью. Трое в противочумных костюмах входят в приемный покой. Один из троих выше других ростом, высокий, крупный – это патологоанатом Гольдин, но лица его не видно под маской. Двое других следуют за ним, вкатывают в помещение секционный стол для вскрытий. Оглядываются. В раковине – посуда. На столе – горка пустых ампул, письмо, на котором написано “Товарищу Сталину”, и второе, начатое, из которого видны только два слова: “Дорогая Тонечка!..” Рядом со столом на полу, уткнувшись лицом в пальто, лежит доктор Сорин. Он мертв.

– В прозекторскую везем? – спрашивает один.

– Нет, конечно. Вскрытия будут проводится здесь. Стол приготовьте.

Гольдин открывает чемоданчик с инструментами:

– В сестринской есть еще один нормальный стол?

Один из сопровождающих выходит. Возвращается:

– Такой же.

Стол накрывают рулонной бумагой, двое в противочумных костюмах перекладывают тело Сорина на стол. Тело Майера остается лежать на кушетке.

– Где третий?

– В сестринской.

– На носилки и сюда.

Гольдин начинает свою страшную работу: срезает с тела Сорина одежду, затем проводит скальпелем вдоль грудины…

…Через несколько часов Гольдин и его ассистенты выходят из приемного отделения в предбанник, где их встречают сестра и санитар. Их начинают раздевать, снимая поочередно фартуки, перчатки, маски и опуская всё это в раствор. Процедура длительная, тщательная. Наконец, Гольдин выходит в коридор, где его встречает врач из наркомата, который держит в руках бумаги. Это диагнозы, которые Гольдин должен подписать.

– Ну как, Илья Михайлович? – спрашивает наркоматский врач.

– Классическая картина легочной чумы. Абсолютная летальность. Форма молниеносная. Что довольно нехарактерно для нашей ситуации. Обычно такие формы появляются в разгар эпидемии.

– Пожалуйста, здесь, – сунул врач бумаги Гольдину на подпись. Гольдин черкнул. От стены отделились двое скромных людей и пошли за Гольдиным по коридору. Когда Гольдин проходил мимо двери с надписью “Перевязочная”, один из скромных заскочил вперед, открыл дверь, а второй ловким движением плеча вдавил Гольдина в полуоткрытую дверь. И тут же ее запер.

Мгновенное недоумение на лице Гольдина.

– Откройте! – Он грохнул кулаком в дверь. – Откройте, черт подери!

Разъяренный Гольдин двинул по двери ногой, дверь дрогнула. Он отошел к окну – заснеженные деревья близко придвинулись к стеклу. В эту минуту дверь приоткрылась, чья-то рука просунула стакан чаю. Гольдин обернулся – и засмеялся.

– Ну, сволочи!

Взял стакан, поставил его на стол и, подойдя к двери, сказал:

– Эй, кто там есть? Откройте дверь!

И неожиданно раздается голос:

– Есть распоряжение вас изолировать.

– Понятно, – ответил Гольдин. – Понятно. Имейте в виду, я сейчас буду выбивать дверь, так что отойдите немного.

Гольдин подобрал в шкафчике какой-то инструмент, которым поддел дверной замок.