А Тоня Сорина все еще сидит на лестнице. Возле нее медсестра, ее приятельница.
– Тонь, да ты съешь что-нибудь. Тонь, ну чего сидеть? Идем, уложу тебя, укольчик сделаю – и уснешь. Поспишь немного, а, Тонь?
Окаменевшая Тоня молчит.
Летучка у Высокого Лица. Докладывает Федор Васильевич, ответственный.
– Таким образом, за трое суток было задержано по намеченной операции ООИ восемьдесят три человека: тринадцать по поезду, тридцать восемь по гостинице и сорок два – по коллегии…
– Всех задержали? – спросило Высокое Лицо.
– Одну женщину еще не нашли.
– Я считал, что вы лучше работаете, – заметило Высокое Лицо. – Плохая работа нам не нужна.
Звонят телефоны, крутятся ручки, отстукивают буквы пишущие машинки. Взлетают самолеты, люди работают, работают. На столе – гора фотографий. Это увеличенная до больших размеров фотография с уголком с какого-то документа. Анадурдыева. Ее портреты раздают, раскладывают по служебным столам.
…Медсестра подходит к Сикорскому и что-то шепчет ему на ухо.
– Что?! – изумляется Сикорский. – Не может быть!
Сикорский бежит по коридору. Двое стоят у двери, ожидая, по-видимому, пока дверь грохнется к ним в руки. Раздаются удары, скрежет.
– Что здесь происходит? – гаркнул Сикорский на стражей у двери.
– Спецраспоряжение, – вяло ответил один из стражников.
– Какое еще спецраспоряжение?! – взорвался Сикорский.
– Звоните в управление, – сказал один.
– Отойдите от двери! Где ключи? – приказал Сикорский.
– Мы вам не подчиняемся! – сказал страж.
– Здесь я хозяин! Я! – заорал Сикорский. – Извольте отойти от двери!
Двое, потоптавшись, отошли. Дверь, качнувшись, стала падать на Сикорского, он придержал ее.
– Илья Михайлович! Дорогой! Извините, бога ради! Не знал, что здесь такое безобразие! Прошу вас! Прошу! – Сикорский прислонил выбитую дверь к стене, взял Гольдина под руку и повел к себе в кабинет.
В кабинете.
– За эти трое суток, Илья Михайлович, люди показали себя чрезвычайно разнообразно… Да, разно-образно… но персонал хороший…
– Вы разрешите мне соединиться с наркомом? – спросил Гольдин.
– Пожалуйста, пожалуйста! – Сикорский указывает на телефон. Гольдин набирает номер.
– Здравствуйте, Яков Степанович. Я сделал три вскрытия. Диагноз подтвержден. Микробиологический анализ будет готов через несколько часов. Яков Степанович! После вскрытия меня задержали и пытались посадить в карантин. Разве слово наркома здравоохранения ничего не стоит?
…Нарком смущен:
– Поверьте, Илья Михайлович, это не мое распоряжение. Это ко мне не имеет ни малейшего отношения. Видите ли, проблемы соблюдения карантинных мер мы поручили другой организации…
На столе секретарши наркома звонит телефон, она влетает в кабинет наркома и делает ему знак, чтоб он срочно взял другую трубку.
– Простите, Илья Михайлович, одну минуту! – Нарком берет трубку.
– Так. Так. Ну, ну. Хорошо. Ждите. – И нарком снова говорит с Гольдиным.
– Илья Михайлович! Мне звонят из Первой Градской. Там больной скончался час назад. Подозревают чуму. Клиническая картина неопределенная. Я очень прошу вас, произведите еще одно вскрытие. К сожалению, если чума подтвердится, придется закрывать и Первую Градскую… Машину высылаю.
…Два сотрудника НКВД, один туркмен, другой русский, у дувала глинобитного дома. Входят. Навстречу выходит милая, почти взрослая девушка. Туркмен спрашивает ее о матери. Девушка качает головой.
– Мать в Москве, – отвечает она по-туркменски.
Туркмен переводит русскому: “Не приехала еще”.
– Спроси, когда приедет? – попросил русский.
Но девушка прекрасно понимает по-русски.
– Сегодня-завтра, скоро приедет. Мы ждем ее, – отвечает она.
Мужчины выходят.
– Я поеду на станцию, свяжусь с Ашхабадом, а ты, Фазил, оставайся здесь. Пост установи. Как приедет – немедленно на станцию, звонить. Машину я вышлю. Через сутки смену пришлю. Раньше не жди, – разъяснил русский, старший по чину, положение своему подчиненному.
– Петр Борисыч, может, я у них в доме поселюсь? У нас никто не удивится. Гость из города, – предложил туркмен.
– Нет, Фазил, не надо. Лучше пост установи. Она приедет, испугается, уйдет в бега, будем с тобой по пустыням бегать, бабу искать…
…Гольдин в кабинете главврача Первой Градской. Он крайне раздражен.
– Чума?! Какая чума?! Кому это пришло в голову?! Типичный послеоперационный сепсис, он и дает пятна. Ну, и точечная геморрагическая сыпь… Руки надо хирургам лучше мыть и инструменты стерилизовать, будет патологоанатомам меньше работы. В середине двадцатого века сепсис, извините, это медицинский брак! – раздраженно говорит Гольдин.
Главврач нервно барабанит пальцами по столу и хмурится.
…Заседание у наркома. Выступает инфекционист.
– Сегодня начались пятые сутки карантина. Если через восемнадцать часов среди изолированных не будет обнаружено признаков заболевания, мы можем считать, что опасность эпидемии миновала.
Нарком задает вопрос:
– А мне поступил звонок, что в Первой Градской больнице еще один случай. Вы ничего не знаете? Вас не информировали?
– Нет, нет! Не подтвердился. Больной умер от двусторонней пневмонии. Уже вскрытие проведено… – растерянно говорит инфекционист.