Чжан Шэн посмотрел на топор, стоявший за дверью, и пошел к нему.
– Иди на кухню и посмотри, не нужно ли матери еще дров, – сказал ему отец.
Чжан Шэн колебался.
– Иди! – сказал отец.
Чжан Шэн вышел, к облегчению дюжих слуг.
После ухода Хуа Сюна семья ела новогодний ужин в абсолютной тишине.
– Действительно, феникс среди людей, – наконец сказал отец после ужина. Он засмеялся, и смех звучал долго и надрывно. Чжан Шэн всю ночь провел рядом с ним, допивая остатки рисового вина.
Отец написал длинное прошение в суд магистрата, подробно объясняя вероломство Хуа Сюна.
– Очень жаль, что приходится привлекать чиновников, – сказал он Чжан Шэну, – но иногда у нас просто не остается другого выбора.
Через неделю в дом пришли солдаты. Они выломали дверь и вытащили Чжан Шэна и его мать во двор, затем перевернули в доме всю мебель, разбили все тарелки, чашки и миски.
– В чем меня обвиняют?
– Хитрый крестьянин, – сказал капитан, когда солдаты замкнули кандалы вокруг шеи и рук отца Чжан Шэна, – ты намеревался собрать банду, чтобы уйти к Желтым повязкам. Теперь назови имена своих сообщников.
Четыре солдата с трудом удерживали Чжан Шэна, наконец они скрутили его, положили на землю и сели сверху, а тот все пытался вырваться и проклинал солдат.
– Мне кажется, что твой сын тоже мятежник, – сказал капитан. – Думаю, захватим и его.
– Чжан Шэн, уймись. Сейчас не время. Я пойду к магистрату. Это недоразумение быстро решится.
Но отец его не вернулся ни завтра, ни послезавтра. Пришли вести из города, что его бросили в тюрьму магистрата и будут судить за предательский мятеж. В ужасе мать с сыном отправились в город, чтобы обратиться к магистрату в
Магистрат отказался от встречи с ними и даже не дал им увидеть отца Чжан Шэна.
– Хитрые крестьяне, пошли прочь, – магистрат швырнул в Чжан Шэна учительским камнем, который использовал как пресс-папье, промахнувшись почти на фут. Размахивая своими бамбуковыми палками, охрана вышвырнула Чжан Шэна и его мать из зала
Пришла весна, но мать с сыном оставили поля под паром. Пришли прихвостни Хуа Сюна, чтобы забрать последние вещи из дома, которые не были сломаны солдатами и представляли хоть какую-то ценность. Мать удерживала Чжан Шэна, а тот скрежетал зубами и стискивал их так, что чувствовал соленую кровь на своем языке. Его лицо становилось все краснее и краснее, так что слуги Хуа Сюна очень напугались и удалились, не захватив с собой всего, что намеревались.
Он взял свой топор и тесак и провел несколько дней в горах. Он очистил целые склоны холма, размахивая лезвием.
Дрова и хворост поменяли у соседей на кашу из сорго и соленые овощи. Мать ела в полной тишине, приправляя пищу своими обильными слезами, а сын ждал. Похоже, он выживал исключительно на медовухе из сорго и сливовом вине. С каждым глотком его лицо становилось все темнее и краснее. Кровавый оттенок сорго и сливы так никогда и не сошел с его лица.
Трапеза
–
– Время ужинать, – сказал Логан. Он отставил свою чашку с семенами арбуза. – Присоединишься к нам? А-Янь делает тофу
Лили хотела, чтобы Логан продолжил свой рассказ. Она надеялась, что Хуа Сюна настигнет карающий рок. Она хотела увидеть разозленного Чжан Шэна в лесу, летающего и танцующего, как филин или тигр. Однако набежали китайцы и начали расставлять кругом пустые ящики и скамьи, громко разговаривая о чем-то и смеясь. У Лили заурчало в животе от аромата, исходившего из открытой двери кухни. Она была настолько увлечена рассказом Логана, что даже не заметила, как проголодалась.
– Я обещаю, что закончу рассказ позже.
Старатели были в приподнятом настроении. Логан рассказал ей, что место, где они работали, оказалось богатым месторождением, и золота там много. А-Янь осмотрел ее ногу, как только вернулся вместе с другими китайцами, и сказал, что он удовлетворен ходом лечения, и все будет хорошо, если она будет хорошо питаться и выполнять упражнения, чтобы приумножить свои силы.
– У меня хорошие новости, – сказал А-Янь.