Бумажный зверинец

Мое золотце, мое дитя, мой ценитель многосложных слов и витиеватых идей, и извилистых предложений, и барочных образов! Пока солнце спит, а луна бродит по небу сомнамбулой, пока звезды купают нас в своем мерцании, возникшем за миллиарды лет до нас и за многие световые года от нас, пока ты уютно укутан покрывалами, а я сутулюсь на стуле у твоей кровати, пока мы в тепле, безопасности и спокойствии, объятые уютной сферой света лампы накаливания, что испускает жемчужина в руках русалки, пока мы с тобой пребываем на этой вращающейся планете, мчащейся в леденящей тьме по нескольку десятков километров в секунду, давай же почитаем!

* * *

Мозги телосиан регистрируют все стимулы, возбуждающие органы чувств: любое дуновение вдоль своих волосистых хребтов, любую звуковую волну, ударяющуюся об их мембранное тело, любое изображение, принимаемое их простыми фасеточными преломляющими световое поле глазами, любое молекулярное вкусовое ощущение и обонятельное раздражение, которое воспринимает их трепетная стебленожка, любое отливное и приливное течение в магнитном поле их искривленной, напоминающей своей формой картофелину планете.

По желанию они способны вызвать каждое ощущение и почувствовать его снова с той же оригинальной четкостью. Они могут остановить сцену из прошлого и масштабировать ее, изучая мельчайшую деталь, они могут подробно анализировать и переанализировать каждую беседу, чтобы проникнуться каждым тончайшим нюансом. Приятные воспоминания можно переживать бесконечное число раз, делая с каждым разом новые неожиданные открытия. Мучительные воспоминания можно воспроизводить бесконечное число раз, с каждым разом по-новому впадая в ярость. Эйдетическая реминисценция является признаком жизни.

Бесконечность, попирающая ограниченность, здесь четко является несостоятельной.

Орган познания телосиан находится в сегментированном теле, которое цветет и растет с одного конца и вянет, осыпаясь, с другого. Каждый год свежий сегмент вырастает на голове для регистрации будущего; каждый год старый сегмент опадает с хвоста, отпуская в небытие прошлое.

Поэтому телосиане ничего не забывают, но ничего и не помнят. Говорят, они никогда не умирают, однако трудно сказать, что они вообще живут.

* * *

Есть обоснованное мнение, что мышление – это форма сжатия.

Помнишь, когда ты впервые попробовал шоколад? Стоял летний день, и твоя мать только что вернулась домой из магазина. Она отломила кусочек плитки и положила ее в твой рот, а ты сидел на детском стульчике.

По мере впитывания тепла твоего рта и плавления на твоем языке стеарат в масле какао выделял алкалоиды, которые просачивались через твои вкусовые рецепторы: раздражающий кофеин, головокружительный фенетиламин, серотонический теобромин.

– Теобромин, – сказала твоя мама, – значит «пища богов».

Мы смеялись, наблюдая, как округляются твои глаза в удивлении от соприкосновения с текстурой. Твое личико сморщилось от ощущения горечи, затем все твое тело расслабилось, так как сладость наполнила твои вкусовые сосочки, а вместе с ней пустились в пляс тысячи различных органических соединений.

Затем мама разломила оставшуюся плитку наполовину, дала кусок мне, а сама съела второй.

– Мы рожаем детей, потому что не можем вспомнить, как впервые попробовали амброзию.

Я не могу вспомнить цвет платья на ней или что она тогда купила себе; я не могу вспомнить, что еще мы делали в тот день; я не могу воссоздать точный тембр ее голоса или определенные черты ее лица, линии в уголках губ или название ее духов. Я только помню, как солнечный свет, проникший через кухонное окно, падал на ее плечо светлой дугой, такой же милой, как и ее улыбка.

Освещенное плечо, смех, пища богов. Вот наши воспоминания: сжатые, сокрытые в искрящихся драгоценных камнях ограниченного пространства нашего разума. Действие становится мнемоническим, разговор сводится к одной фразе, от целого дня остается мимолетное ощущение радости.

Наказание времени – это потеря достоверности после сжатия. Набросок, не фотография. Воспоминание – это воссоздание, и оно драгоценно, так как содержит одновременно и больше, и меньше, чем оригинал.

* * *

Проводя жизнь в теплом, бескрайнем море, пронизанном светом и богатым скоплениями органических молекул, эзоптроны напоминают огромные клетки, некоторые из них почти столь же велики, как наши киты. Волнообразно передвигая свои прозрачные тела, они дрейфуют, поднимаются и опускаются, кувыркаются и вращаются, как фосфоресцирующие медузы, плывущие по течению.

Мысли эзоптронов кодируются в сложные цепочки протеинов, которые закручиваются вокруг себя и своего соседа, как змеи в корзине заклинателя, пытаясь найти самый низкий энергетический уровень, чтобы занять как можно меньше места. Практически все время эзоптроны лежат и спят.