Бунт

– Наскучило вам уже сырое мясо и горячая кровь! – подшучивал парень, примеряя найденные ботинки. Это были первые ботинки в его жизни – Немой погладил их, поцеловал и с радостно бьющимся сердцем натянул на ноги. Затем он нашел какую-то красную одежку, как раз по своему росту и фигуре, и, стянув с себя холщовые портки и рубаху, нарядился и присвистнул.

– Ты похож на барского щенка, – про-лаял Кручек, обнюхивая его со всех сторон.

– А что, я хуже, что ли! – надменно проквакал Немой, рассматривая себя в зеркале. – Ты ли это, Ублюдок? А может, это барчук Найденыш? А может, кто-то из господ Уродов? – припоминал он свои прозвища, кривляясь перед зеркалом, не в силах узнать себя в этом прекрасно одетом в красное человеке в новых ботинках. – А может, это Немой собственной персоной? – Он будто сверял свои движения с тем, что видел в зеркале.

– Ха-ха-ха! Обезьяна! Ха-ха-ха! – засмеялся кто-то, будто из зеркальных глубин.

Парень пнул зеркало так, что оно разлетелось на куски, но смех все не утихал. На шкафу сидел скворец – Немой со злостью бросился к нему, но птица выпорхнула в окно и уселась на высоком дереве, откуда продолжал литься ее вызывающий язвительный смех.

– Что такая скотина понимает! – засвистел Немой птичьим голосом, но скворец не дал себя обмануть.

Парень метнул в него камень и пошел осматривать остальные дома. Временами он даже вскрикивал от радости, находя в них такие вещи, какие раньше видывал лишь в усадьбе, да и то только через окно или в своих снах.

Он смотрел на все глазами, полными невыразимого счастья, валялся на диванах, катался по кроватям и коврам, вертелся перед зеркалами, примерял одежду, переодевался в женские платья, нежился в глубоких креслах, бил кулаками по клавишам и с огромным удовольствием топтался по грудам подушек, атласных тканей и белья. Насладившись вдоволь, он выбрал себе охотничий нож в ножнах с поясом, револьвер, уздечку для своего жеребца, теплую попону и самое ценное сокровище – великолепный хлыст, именно такой, каким ему не раз доставалось по спине от барчука. Нагруженный добычей, он уже возвращался к себе на квартиру, когда увидел за выбитой витриной какой-то лавочки лошадку-качалку. Она была большая, как теленок, сивая с красной упряжью, обтянутая настоящей конской шкурой. Парень смотрел на нее с замирающим сердцем, едва дыша, весь объятый восхищением и безмерной радостью. Наконец он вскочил на лошадку, цокал, трепал ее по шее, бил пятками в бока, лупил хлыстом и исступленно качался. Он будто обезумел, попеременно то кричал, то плакал, то смеялся. Ложился на лошадиную шею и прикрывал глаза: ему казалось, что он несется сломя голову, так что у лошади печень заходила и ветер засвистел в ушах. И летел он вперед без памяти, и все быстрее, и все неистовее.

Устав наконец от такой езды, Немой соскочил на землю, похлопал лошадку по спине и вдруг, будто придя в сознание, отступил и со стыдом подумал:

«Мать честная, какой же я дурак. У меня же есть настоящий жеребец!» – И, желая отомстить за собственную глупость, он разбил лошадку и выкинул ее в окно. Недовольный собой, парень вернулся в лавку и, поведя по ней глазами, затрепетал в священном страхе, словно внезапно оказался перед алтарем. В большом шкафу с зеркальными стеклами на полках сидели разодетые куклы самых разных размеров, белые и рыжие медвежата, лошадки, паяцы и барашки, а кроме того – огромное количество игрушечных сабель, ружей, бубнов, труб и тысячи диковин, которые он видел впервые в жизни. Немой крестился и тер глаза, не веря своему счастью. Он пожирал эти чудеса пылающим взглядом, затаив дыхание и опасаясь, что они могут вмиг рассеяться как туман; он смотрел, и от умиления и изумления слезы текли по его щекам.

– Боже мой, какие чудеса! – всхлипывал он сдавленным от невыразимой радости голосом.

В углу лавчонки в отдельном шкафчике сидела кукла размером с пятилетнего ребенка, брюнетка с голубыми глазами, матово-бледная, с кроваво-красными губами, гладким пробором и длинным, почти строгим и прелестным лицом. Она была одета в желто-красное платье и зеленые туфельки. Парень был готов поклясться, что кукла живая, и, подойдя к ней, что-то залепетал. Кукла улыбнулась! Его будто обдало кипятком, ужас схватил его за горло, и ему стало страшно. Немой отошел в сторону, а она следила за ним – волосы у него на голове встали дыбом, он не смел шевельнуться, не смел дышать, а его душа застыла в молитвенном смирении. Тут же он сам рухнул на колени и, сложив руки, стал молиться кукле с воплями восхищения и благоговения, бормоча что-то в неописуемом экстазе.

Появился Кручек, который залаял и попытался допрыгнуть до полки с куклой, стремясь схватить ее за платье.

– Ты на кого лаешь, скотина? – разъярился Немой, хватая его за шкирку. – На кого? – и так отходил его хлыстом, что пес с жалобным воем как ошпаренный вылетел из лавки.

– Это всего лишь глупый пес! И он лаял не со зла, о нет! – оправдывал парень друга и, придвинувшись ближе, невольно потянул куклу за руку.

– Мама! Мама! – защебетал детский голосок, и кукла протянула к нему руки.