Бунт

– Тогда ты сдохнешь вместе со своими блохами. Чего тут умничать. А теперь спать!

Пес вытянулся поудобнее и попытался заснуть.

Ураган перекатывался в другую сторону; удары грома все удалялись. Стихали голоса стад. Вихри отлетали, ударяя слабеющими крыльями. Постепенно наступала лютая мертвенная тишина. Всех охватывало каменное спокойствие, сердца бились все тише, пропадали тревоги, а потом явился добрый брат Сон и пленил их чудесами забвения, так что разгоряченные веки слипались, угрюмые головы клонились к земле, и сладкое удовольствие пробирало утомленные стада. Наконец и Рекс задремал, успев лишь заметить перед сном, что наступила настоящая ночь. Между тем он часто просыпался, поводил ушами, потягивался и принюхивался, но, чувствуя резкий запах заморозка, прятал нос в лапы и спал дальше.

В этой смертельной тишине не было слышно ни шороха. Груды туманов лежали безжизненно, словно мертвые камни, оставленные на растерзание времени. Ритм жизни заглох и встал на месте.

Минула полночь, и в ту пору, когда по деревням поют петухи, Рекс вдруг сорвался с места, ощетинившись и навострив уши. Он отчетливо услышал знакомый голос найденыша. Не мог лишь понять, откуда он доносится. Пес вскочил с подстилки и носился безумными прыжками, описывая широкие круги. Лепет Немого еще долго звучал где-то впереди или над ним, но самого парня Рекс догнать не мог, так что, запыхавшись, вернулся в свое логово.

– От него не осталось ни косточки! – гасил пес рассуждениями внезапно вспыхнувшую тоску по другу. – А может, он вернулся к своим и теперь зовет меня? – Вместо ответа память растворила настежь свои волшебные амбары и засыпала его живыми обрывками давних воспоминаний. Широко раскрытыми, но невидящими глазами Рекс заглянул в эти чудесные зеркала. Он будто провалился в ушедшие – казалось, навсегда – времена и заново проживал их. Пес радостно лаял при виде усадьбы; бил хвостом по бокам, бегал по комнатам; при виде такс готовился к прыжку; гонялся во ржи за молодым зайцем; ластился, скулил у ног своего хозяина; дремал на львиной шкуре, сонно всматриваясь в догорающий в камине огонь. Наконец он так стремительно бросился на какого-то врага, что рухнул на спящих рядом овчарок. Видения улетучились – остались лишь серая ночь, тишина и спящие стада. И все же пес не затосковал по прошлому. Он окончательно его возненавидел.

– На восток! К солнцу! – запели в нем с новой силой все его упования и надежды. Вернулись заботы о стадах, полностью поглощавшие его внимание и силы. Внутри он готовился к предстоящему подвигу спасения.

– Придет весна, а там – ни одного коня, ни одного вола, даже ни одного пса. Они все подохнут с голоду. Кто будет вместо них работать? – струей горячей крови, сочащейся из тела врага, проплывало перед его глазами это сладкое чувство мести людям. Внезапно он весь встрепенулся, поворотив нос в другую сторону, потому как от стад повеяло страшным зловонием.

– Мы все здесь задохнемся! Следите, чтобы они так близко не устраивались.

– Людям-то ничего не смердело. Разве они не собирали все это в кучи и не вывозили? – проворчал кто-то.

– Люди жрут даже то, чего наш брат и не понюхал бы.

– Когда же день начнется, уже пора! – Рекс водил беспокойным взглядом во тьме, но ничто не предвещало даже рассвета. Ведь он чувствовал своим безошибочным инстинктом, что уже должно было наступить утро. Овчарки тоже это знали. Они беспокойно вертелись и скулили у ворот этой бесконечной ночи, а хозяин не открывал этих ворот и не выпускал солнца.

– Может, оно заблудилось где-то в этих небесных полях!

– Бывает же, что хозяин проспит… Сидишь, лаешь под дверью – пока не проснется.

– Сторожишь ночью дом, а потом возвращаешься с улицы прямо к камину. Картошка кипит в кастрюльке, сало скворчит, огонь греет, а на дворе – мороз и снег! Это был рай! Рай, – тихонько вспоминали псы. Их воспоминания прервал громовой голос Рекса.

– На восток! Вперед! – летел приказ над многотысячными толпами, пока не достиг самых краев лагеря. Стада лениво поднимались на ноги; животные были грузными, насквозь замерзшими и изголодавшимися. Послушные по давней привычке к подчинению, они двинулись вполне ровными рядами напрямик через туманные пустоши. Волчий вой и клыки подгоняли их.

– Где солнце? Где день? Где? – шелестели горькие причитания.

Сегодня журавли не пропели им своей обычной утренней песни.

Они тащились с опущенными головами, останавливаясь по любому поводу и обгрызая горькие листья каких-то кустарников. Толстый слой инея трещал под ногами, здесь и там они оступались на тонких ледяных корках, словно ножами ранивших их ноги. И притом тащились на ощупь в непроглядном сумраке, сталкиваясь между собой и спотыкаясь о какие-то камни, деревья и друг о друга, так что раз за разом раздавались проклятия и вспыхивали драки.

– Ноги переломаем! Куда нас гонят? А на полях всегда было так ровно! – стонали стада.