Буратино. Правда и вымысел…

— Я — могила, — пообещал Фальконе, и большим пальцем руки, для убедительности своих слов, провёл себе по горлу.

— Смотри, а то и вправду будет тебе могила, а теперь бери тачку, мешки и отвези всё это где взял. Могила. — Пиноккио усмехнулся, думая, что дурачить дураков легко.

— Эй, синьор, а ведь я даже твоего имени не знаю, — окликнул его Фальконе.

— Зови меня Буратино, — бросил мальчишка, поправил ружьё и поспешил домой, у него было ещё много дел.

Глава 12 Налет (продолжение)

Утро было прекрасным: ни тебе ночного ветра, ни тебе холода. Одно только тёплое солнышко на небе, а туч, как и не было, а было вместо туч и дождя плохое настроение у папы Карло.

— Вставай, дармоед, — толкнул он сына ногой-деревяшкой в рёбра, — вставай, не придуряйся, а то башку твою тупую оторву.

Папаша опять испытывал жесточайшее похмелье и поэтому миндальничать с деревянным дармоедом не собирался. Он взял ещё не соображающего с просонья парня за вихры и поставил его на ноги:

— Слушай меня, собака свинская, — обдавая ребёнка перегаром, заговорил родитель, — я тебе отец или нет?

— Отец, — признал родство Буратино.

— Ну, так раз отец, беги в лавку кривого Джулиана, схвати бутылку вина с прилавка и бегом беги обратно. Понял?

— Нет, папа.

— А чего ты не понял, жираф толстомордый?

— А что же мне за вино не платить что ли?

— Да чем же ты заплатишь, осёл глупоглазый, или у тебя деньги есть? — глаза отца сверкнули алчно и даже кровожадно. — Признавайся по-хорошему, есть деньги или нет?

От близости папашиной глотки у мальчика закружилась голова, и ему стало нехорошо.

— Откуда же, папаша, вы мне хоть раз хоть один сольдо дали? Нет, не давали, вы все деньги по тавернам прокушиваете, — произнёс мальчик, морщась от отцовского запаха.

— Ты на отца не больно умничай, — произнёс Карло и для острастки врезал парню по физиономии, а то, ишь, батька погибает, а он умности разводит, вот и учи их потом в школах, давай образование. Значит так, разговор короткий, беги к Джулиану и стащи у него бутылку вина.

— А вдруг меня схватят, — заканючил Буратино.

— Может, и схватят, а может, ещё и не схватят, а я тебя без выпивки точно убью головой об камин.

— Хорошо, папа, я попробую, — сказал Буратино, даже и не собираясь этого делать, ведь у него были другие дела, он собирался отправить анонимку, — ну что ж, папа, пожелайте мне удачи.

— Иди, сынок, с Богом. Вот тебе моё отцовское благословение.

При этом, папа Карло отвесил сыну увесистого пинка. И побыстрее давай, а то я тебе всю башку об камин разобью.

Напутствовав так сына, отец выпил несвежей водички и лёг на кровать ждать спасения и мучиться.

А на улице был переполох. Люди собрались у магазина синьора Паоло и наблюдали, как этот самый синьор, сидя в пыли перед входом, рыдает и ругается:

— Ограбили, ограбили, ну всё дочиста вынесли, чтоб им пусто было. Сукно английское, чтоб оно им поперёк горла встало. Фламандские кружева, пуговицы серебряные, — причитал он, рвя на себе то одежду, то волосы. — А перчатки, куда им, свиньям, столько перчаток из чистой лайки? Двадцать шесть пар отличных перчаток.

Рядом с потерпевшим и слегка склонившись над ним, стоял известный нам синьор околоточный Стакани, тот самый, который уже допрашивал Буратино. Он ласково похлопывал потерпевшего по плечу, успокаивая его:

— Ну, что вы так расстраиваетесь, синьор Паоло, не плачьте, мы с моими орлами весь город перевернём, похищенное найдём.

— Какой там город, — рыдал потерпевший, — с какими там орлами. Вы со своими индюками не то, что город, даже тазик в бане не перевернёте.

— Ну, это вы зря, я обещаю вам, что найду вам ваши товары, — сказал полицейский.

— Ой, да уйдите от меня, синьор околоточный Стакани. Что вы там найдёте⁈ Ну, что вы там можете найти⁉ Вы у себя в ширинке и то ничего найти не сможете, даже если вам жена будет помогать, — продолжал рыдать торговец.

Конечно, если бы не горе, он никогда бы не позволил себе сказать такое при людях синьору околоточному, но теперь ему было всё равно. А вот околоточному всё равно не было. Он медленно выпрямился и сурово оглядел собравшихся зевак. Те из них, кто похабно улыбался словам торговца, забыли, как это делается, а некоторые даже попятились под взглядом блюстителя закона.

— Прошу всех разойтись по-хорошему, — сказал околоточный тихо, но все очень хорошо расслышали.

Синьор Стакани был оскорблён в лучших своих чувствах, и это было видно по его лицу. Его мужское достоинство было поругано и, объективно говоря, абсолютно безосновательно, так как синьору околоточному было чем гордиться в этом плане, что могли засвидетельствовать не только жена и портовые шлюхи, но и весь персонал венерологического диспансера.

— Меня очень огорчает, синьор Паоло, ваше неверие в потенциал правоохранительных сил, — сухо произнёс синьор Стакани, испытывая острое желание как следует пнуть торговца сапогом в почки. Но народа кругом было много, и он мужественно переборол вожделение.

Околоточный сел в служебную бричку и прежде, чем укатить, рявкнул напоследок:

— Всем разойтись, я сказал!