Буратино - правда и вымысел. Часть 3. Чугунные крылья Икара

— Кассандра, эй, Кассандра, дура толстая, беги сюда быстро, жениха тебе привезли.

— Бегу, — тут же раздалось из окна маленького домика.

Потом оттуда послышалась ругань, звон опрокинутого оцинкованного ведра, и из дверей дома выскочила девица, на ходу застёгивая платье. А вслед ей неслось:

— Шалавнишша, убью собственной рукой, — обещал грубый мужской голос.

— Эх, барин, — видя, что количество седоков увеличивается, сказал кучер, — что же вы так-то со мной?

— Поехали-поехали, — толкали его в бока девки и Гопак.

— Хотя б водки тогда дали бы? — сказал кучер.

Чтобы он не причитал, ему дали водки. И коляска понеслась в ночь. Потом был ещё один кабачок, где было прикуплено водки. Потом появился ещё один извозчик для комфорта перемещения. А затем к компании присоединился жаждущий халявной водки мужик с пьяной бабой и залихвацкий оркестр, состоящий из балалаечника и двух ложкарей. А Буратино, пьяный в дым, ничего этого не помнил. Единственное, что в его мозгу запечатлелось, это то, как Лука орал халявщику:

— А пусть твоя баба нам зад покажет. Тогда нальём водки.

Баба, изрядно пьяная, тут же согласилась продемонстрировать своё сокровище, а лихой балалаечник хлопнул её балалайкой по этому делу и всем стало смешно, кроме халявщика. Халявщик обиделся за свою бабу и хлопнул балалаечника по морде кулаком. Всем стало ещё веселее. После того, как бросили избитого халявщика лежать на дороге, компания поехала в какой-то кабак, где они и осели и пили дальше. Куда и пришёл избитый халявщик, где его начал бить Лука, приговаривая:

— А зад у твоей бабы полная дрянь. Не зад, а одно название.

А ещё Буратино вспоминал, как лягнул извозчика в живот, когда тот помогал ему вылезти из экипажа. И как тот корчился по этому поводу, и как всем было смешно.

А потом он то ли с Элизкой, то ли с Луизкой пешком добирались до берлоги и валялись на ящиках из-под водки, где он пытался её раздеть, или она его. А дальше Буратино не помнил ничего — шампанское, знаете ли.

Некоторые считают, что о качестве отдыха можно судить по похмелью, которое приходит следующим утром. Судя по состоянию Буратино, отдых удался ему на славу. Он проснулся на ящиках в сарае рядом с похрапывающей голой немолодой женщиной. Пиноккио напрягся, пытаясь вспомнить, кто она такая. Но так и не вспомнил, потормошил её как следует и сказал:

— Ну-ка, ты, принеси воды. Слышишь меня?

— А ты кто? — спросила баба, удивлённо глядя на Буратино. И была она не так уж и молода, и не так уж свежа.

И тут Пиноккио вспомнил, кто это. Это была та самая баба, которая анадысь показывала зад. Буратино страшно засмущался своей наготы и заорал:

— Лука, Лука, чёрт бы тебя побрал, где ты есть?

— Я здесь, Буратино, — тут же в сарай просунулась голова собутыльника, — уж час жду, когда ты проснёшься.

— Дай мне что-нибудь попить и скажи мне, кто это такая? — сказал Буратино раздражённо.

— О! — удивился Лука, разглядев женщину. — А ты откуда здесь взялась, чучело?

— А я почём знаю, сами меня привезли, вот и взялась.

— Попить мне дай и пошли в контору за таблеткой кого-нибудь, — заорал Буратино, — и убери от меня эту чучундру.

В дверях, привлечённый шумом, появился Рокко. Он злорадно хмыкнул и спросил:

— Ну что, как отдохнули?

— Ты бы не скалился лучше, а выгнал бы лучше эту лошадь отсюда, — ответил Пиноккио, — мне одеться надо.

— А ну ты, Венера, свинти отсюда по-быстрому, — мягко предложил Чеснок женщине.

— Одёжу не могу найти, — отвечала та, бродя по сараю в поисках одежды и покачиваясь от невышедшего хмеля.

— Ты пока на улице поищи, — предложил Чеснок и вытолкнул даму из сарая взашей.

Лука принёс чашку с какой-то жидкостью и протянул её Пиноккио.

— А таблетку? — спросил Буратино.

— Пепе уже поехал, — отвечал Лука, — пока вот это выпей.

— Что это?

— Рассол.

Буратино выпил, с трудом проглатывая солёно-острую жидкость, а потом спросил:

— Лука, а где моя девушка?

Крючок только пожал плечами, демонстрируя свою полную некомпетентность в этом вопросе.

— Может, это та, которую балалечник хотел увезти? — сказал Рокко. — Так я её еле отбил у музыканта, она в конторе спит, наблевала там. А Сальваторе, чёртов бухгалтер, всё утро вокруг неё ходит, облизывается, всё время, гад, на неё косится. Я говорю: «Чего косишься?». А он говорит: «Она на моих бумагах спит».

— А чего это он облизывается? — спросил Лука.

— Так она же голая спит, одной дерюгой накрыта. А дерюга маленькая,

— продолжал Чеснок. — И вот я думаю, где это вы столько голых баб понабрали?

— Какой разврат, — сказал Буратино и поморщился, — кругом голые бабы на документах валяются, в бухгалтерии наблёвано. Пакостно. Я никогда не буду с тобой отдыхать, Лука.

— Вот и здрасьте вам, приехали, — обиделся Крючок, — Лука виноват. А кто вчера деньгами пушил налево и направо, кто музыкантов нанимал, на кой хрен тебе сдались ложкари? А халявщик с бабой зачем был нужен? А извозчиков, аж двух, зачем брали? Да Гопака с собой зачем прицепили? А я во всём виноват получаюсь?

— Ты зачем Гопака взял? — спросил Рокко у Буратино, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. — А на ложках я тебе и без ложкарей сыграю.