Буреполомский дневник

Острое, пронзительное чувство вдруг сейчас, перед подъемом: никому я на самом деле не нужен в этом мире, кроме матери. Ни Ленке моей (хоть и пишет она мне нежные, любящие письма, но – раз в полгода, едва ли чаще, и приехать что–то не особо спешит); ни друзьям, коллегам. Соратникам, – не бросили они меня совсем, конечно, ни никто из них ради меня не прервет размеренное течение собственной жизни, не бросит все дела, не будет мотаться ко мне каждый месяц, как мать... И, похоже, с тем, что я сижу, они уже смирились, – по крайней мере, решительного намерения меня как–то вытащить отсюда раньше 2011 г. я у них не чувствую. Много делала Е.С., и отношения с ней были уже не просто формально–правозащитными, недаром даже мать ревновала, – но вот он и предел, вот бросила, отступилась и Е.С... Грустно это – сознавать, что на самом–то деле нет у тебя никого близкого и надежного на свете (опять же кроме матери, но это ведь – не твоя заслуга, а сам ты вот – не сумел нажить)...

16.6.08. 8–40

Началось утро понедельника, будь он неладен!.. Отрядник, вопреки ожиданиям, на зарядку не пришел, но возвращаемся с завтрака – опять “мини–шмон” в бараке, 2 шконки у окна выдвинуты в проход, двое подонков в форме там роются. Ничего вроде не забрали, но, уходя, один из них, мелкого росточка, по кличке, по–моему, Полторашка, бросил мне: “Ты, главное, не забудь об этом написать!”. Знают, суки... Да еще, выходя из столовой, сцепился – на сей раз с отрядником 12–го, стоявшим на крыльце, из–за того, что вышел в дверь с табличкой “вход” (хотя и через нее выходит народ постоянно). Но, вроде, обошлось без последствий. Так им, мразям, важно, чтобы все выходили только в дверь с табличкой “выход” и маршировали строем...

Нет, не бывает “добрых”, “нормальных”, “хороших” “мусоров”; даже на 1% хороших – их не бывает. Хороший “мусор” – мертвый “мусор”! Так же как не бывает каких–то нормальных, умных, вежливых, порядочных, толковых, понимающих зэков, – нет, все они – быдло и мразь, отребье, тупые скоты, эгоистически занятые только собой, наглые, дебильные и хамоватые, – хуже животных, короче. Омерзительные насекомые. И не только зэки – русский народ и вообще таков. Сброд, а не народ. Свиньи. Мразь.

18–16

Жара, духота, комары... В общем, полный кошмар. Даже кошка Манька, бедолага, вся облеплена комарами. Их тучи, полчища, – еще больше, чем прошлые дни. С утра на улице – палящее солнце, после обеда – облачность, духота и глухие раскаты грома, перед ужином – несколько капель дождя – и все! Духота и комары все усиливаются, хожу весь мокрый, на улице невозможно просидеть минуты – липнут комары, остается только ходить взад–вперед по двору. Хоть бы уж, правда – раз с ужина уже пришли – грянула сейчас гроза с ливнем, прибила к земле комаров и освежила воздух... Хотя все равно – легче тут, в неволе, от этого не станет. Поневоле вспоминаются бессмертные некрасовские строки, – здесь и сейчас они очень кстати:

Душно! Без счастья и воли

Ночь бесконечно длинна.

Буря бы грянула, что ли!

Чаша с краями полна.

17.6.08. 17–50

Все прекрасно знаешь и понимаешь умом: кто, что, зачем, почему, откуда, когда и сколько... А все равно временами наваливается эта невыносимая, неотступная тоска, это недоумение, как будто спросонья, – где я?! Как я мог сюда попасть?! Как это вышло так глупо?! Как теперь быть?! Как выбраться отсюда? И когда же все это кончится? Жизнь в полной бессмыслице и постоянном, неотступном, убивающем однообразии – как в кошмаре. Кошмарный сон, от которого никак не проснуться...

Вчера ночью это безумное, остервенелое животное Макаревич, дикий кабан, бешенство которого МОГУТ, но никак не хотят унять 2000 человек, – дежурил и совершал ночной обход. Стремщик загодя крикнул: “Макар к нам!” – поэтому я не удивился, услышав, как в “фойе” что–то загрохотало, падая, и как будто, по звуку, разбилось. А потом уже появилось с фонариком и это мурло, сопровождаемое “общественниками”. Когда он ушел, я вышел посмотреть, – оказывается, в “фойе” он походя смахнул со стола (нарочно, разумеется) возле розеток несколько банок и каких–то еще посудин, и одна стеклянная банка разбилась. При этом он смахнул туда же и стоявший там чайник, – видимо, кто–то кипятил его ночью... Обезумевший, до невменяемости свирепый дикий кабан, с которым один разговор, – пуля между глаз! Утром приперся и на зарядку, но тут все обошлось спокойнее, чем я думал.

А так – все то же, что и вчера. Жара, духота, комары... Только гроза была не после ужина, а после обеда, и ливень куда сильнее, чем вчера. Вырубился в момент начала грозы и свет (вот только минут 10, как его включили), а на дорожке к воротам (как идти в столовую) разлилось еще более разливанное море, чем обычно. Да, и кормили сегодня в столовке еще омерзительнее, чем обычно, на завтрак и обед – сечка...

21.6.08. 10–21

Опять всю ночь не спал. Лишь под утро, после 2–х ч., начал вроде бы забываться какой–то дремой, и то – на минуты, видимо, и не поймешь даже, сон это, или просто что–то кажется, что–то грезится наяву...