Буря

Зимой света стало очень мало. Когда я выходила из школы после уроков, уже стояли сумерки и горели уличные фонари – это меня расстраивало, потому что я не могла фотографировать. Дмитрий Николаевич ругал меня и говорил, что практика в нашем деле важнее всего. Тогда я стала прогуливать некоторые уроки, не особо важные, и бродила по улицам в поисках интересного кадра.

Однажды, в очередной раз сбегая с урока литературы, в раздевалке я налетела на Петю с Марком. Они о чем-то говорили и наблюдали, как я надеваю куртку.

– А ты куда, Вер? – вдруг спросил Петя.

– Хочу походить и пофоткать, пока свет есть.

– А-а-а.

Пока я обувалась, чувствовала, что Петя, хоть и поддерживает разговор с Марком, смотрит на меня.

– Слушай, Вер, – быстро сказал он, когда я уже собралась уходить, – а ты не против, если я с тобой?

– Пойдешь со мной, в смысле?

– Да.

– Не против. Хорошо.

– Супер! Марк, наври там ТэДэ что-нибудь.

– Без проблем.

Я кинула быстрый взгляд на Марка. Тот немного приподнял бровь – вот и все, что выдавало его удивление.

Петя поспешно надел пальто, шапку, обмотал вокруг шеи шарф, и мы осторожно вышли из школы, проверяя, чтобы никто из учителей нас не увидел.

– Так, ну что, – сказал Петя, когда мы выбрались за пределы школьных ворот, – куда пойдем?

– Я планировала к набережной. Там много людей, всегда можно кого-то интересного сфоткать.

– А, хорошо. Там по пути как раз и кофе купим. – Он попрыгал на месте. – Холодно сегодня.

Мы неспешно направились к набережной. Я волновалась и никак не могла собраться с мыслями, чтобы видеть мир и продумывать кадры. А понимание, что мы с Петей уже один раз гуляли наедине и даже говорили о личном, никак не помогало.

«Ведь что-то это значит. Зачем он пошел, если я ему не нравлюсь? Значит, это признание? Он в меня влюблен?» – раздумывала я.

Петя расспрашивал меня о «Смене», о проявке пленки, о том, что предпочитаю фотографировать. Я отвечала невпопад.

– Тебе капучино или латте? – спросил он, когда мы добрались до кофейни.

– Я стараюсь не пить кофе, спасибо.

– Выбери что-то другое. Я угощаю.

– Нет, что ты, спасибо.

– Ну пожалуйста, – он улыбнулся, – я хочу быть уверен, что тебе тоже тепло. Ради моего спокойствия.

Я улыбнулась в ответ и попросила бариста сварить какао.

– А почему ты не пьешь кофе? – спросил Петя, когда мы вышли из кофейни со стаканчиками и стали спускаться к набережной.

– Я пью, просто стараюсь не больше одной кружки в день. Я тревожная. Сплю плохо.

– Это как-то связано с драконом? – Я удивленно посмотрела на Петю, и он добавил: – Ну, помнишь, ты тогда говорила… Что ты еще как в темнице.

– А-а-а, да… Много переживаний о будущем.

– Я тоже часто волнуюсь из-за него.

– Да? Мне казалось, что ты очень спокойный, – сказала я, отпивая какао. – Мм! Как вкусно! Спасибо, что угостил!

Петя улыбнулся, задержав на мне взгляд дольше обычного, потом мотнул головой, словно приходя в себя.

– О чем мы? – сказал он. – А! Я волнуюсь, но не показываю просто. Хотя бывает, что переживаю, да.

– Из-за чего конкретно?

Петя пожал плечами.

– Да как все, наверно. Экзамены, поступление, будущее…

Мы остановились на середине набережной.

– Подержи, пожалуйста, – попросила я, протягивая Пете стаканчик какао.

Достала «Смену» из футляра, выставила нужные настройки и навела объектив на Петю, который стоял немного растерянный.

– Улыбнись! – сказала я.

Петя засмеялся. Когда фото было сделано, я повесила «Смену» на шею, подошла к нему и забрала стаканчик. Какао еще было теплым и приятно грело.

– Давай походим, может? – предложил Петя.

Я кивнула.

– Если увидишь человека с какой-нибудь интересной внешностью, говори мне.

– Окей.

Медленно мы прогуливались вдоль набережной и молчали. Я понятия не имела, о чем говорить и как себя вести. Петя, кажется, тоже смутился больше, чем ожидал.

– Слушай, – вдруг нашелся он, – а помнишь, Марк тебя спросил, зачем фоткать на пленку, если есть современные технологии. А зачем ты на самом деле это делаешь? Ты не подумай, – быстро добавил Петя, – я не хочу тебя обидеть. Просто правда интересно, зачем тебе это.

Я помолчала, собирая воедино все свои мысли, потом достала телефон и показала Пете фотографию бабушки и дедушки, ту, где они целовались.

– Они оба уже умерли, – сказала я. – Но здесь им по-прежнему двадцать лет. И через сто лет им по-прежнему будет двадцать, и они будут целоваться. Это же чудо.

К глазам подступили слезы, и, чтобы сдержать их, я продолжила говорить про то, что сохраняю прошлое, которое каждую секунду испаряется, и про то, что пленка как-то все-таки иначе ловит мир, не так, как современные камеры.

Петя меня внимательно и серьезно слушал. Когда я вгляделась в его лицо, меня поразило то, насколько искренне он пытался понять меня. Это забытое чувство единения с человеком сбило меня с ног, и я ощутила, как была одинока до этого разговора. В глазах все-таки заблестели слезы, я быстро приложила «Смену» к лицу, чтобы Петя их не увидел, и сделала фото первого, что пришло на ум, – закрытого киоска с мороженым.

– Ты часто прогуливаешь? – спросила я.

– Ну так. Бывает иногда. А ты?