Буря

Новый год наступал тихой сапой. Казалось, что чувства к Пете вывели меня из комы, в которой я столько находилась, и я поразилась, как остро и ярко может ощущаться мир. Словно выныриваешь из воды и теперь можешь легко слышать собеседника.

Чувство глубокой боли, вызванной словами Дмитрия Николаевича, немного улеглось, как занавески, на которые перестал дуть ветер, и я решила сходить во Дворец культуры поздравить учителя с Новым годом.

– Здрасьте, теть Валь, с наступающим! – весело сказала я гардеробщице.

Мимо по коридору как раз проходил Дмитрий Николаевич. Видимо, он услышал мою болтовню и остановился подождать.

– Ой, здравствуйте. – Я смутилась, когда увидела его.

Он кивнул, и мы поднялись к нему в кабинет.

– Погодка такая новогодняя, – весело, превозмогая неловкость, сказала я.

– Надо же, ты в кои-то веки в хорошем расположении духа.

– Вы, я смотрю, тоже не в плохом. Как будете встречать Новый год?

– С семьей.

– Ой, а она у вас есть?

Мне сразу же стало стыдно за свой вопрос, а Дмитрий Николаевич вдруг расхохотался:

– Есть, конечно. Внук уже в школу ходит.

Не знаю, почему я представляла его одиноким и в старой большой квартире с рюмкой водки. Наверно, его вид неприкаянного интеллигента-циника так на меня повлиял.

С робкой улыбкой я протянула Дмитрию Николаевичу подарок. Это была книга с фотографиями, на которых был изображен он. Где-то он стоял с сигаретой на крыльце, где-то сидел в кресле в своем кабинете и читал книгу. Я украдкой фотографировала его довольно часто – таким колоритным он мне казался. На форзаце книге я написала несколько нежных слов о моем отношении к нему.

Увидев в моих руках подарок, Дмитрий Николаевич неожиданно выпрямился, потер руки о штаны, будто они у него были грязные, взял книгу, внимательно рассмотрел снимки, а потом прочел надпись.

– Я знаю, что вы невысокого мнения о моих фотографиях, но я все-таки решилась… Эти, мне кажется, не так уж и плохи. Тем более – на них вы. А вы такой харизматичный, что украшаете любой кадр…

– Да что ты говоришь, – улыбнулся он. Но теперь это была уже другая улыбка, более теплая. Раньше он улыбался мне снисходительно. – Но, должен сказать, тут правда есть неплохие фотографии. Кстати, ты еще дуешься из-за того моего отзыва?

Я удивилась, что он заметил мою обиду. Мне казалось, что Дмитрий Николаевич даже не обратил на меня внимания в тот день.

– Те фотографии мне очень нравились, – сказала я.

– Это бывает. Просто тебе еще не хватает опыта, чтобы видеть банальность, но неочевидную. Так что нос не вешай. Если бы у тебя вообще не было задатков, я бы на тебя время не тратил. Есть у тебя очень хорошие фотографии и талант определенный – тоже. Просто его надо продолжать развивать.

– А если таланта нет? Если надо просто признать это? А то потрачу жизнь, а все окажется зря.

Дмитрий Николаевич пожал плечами:

– Гарантии вообще существуют только в магазинах. Я, правда, понял это слишком поздно. Все думал, что мои фотографии никому не нужны, поэтому так и просидел в этом городишке.

– И вы расстроены?

– Из-за чего? Из-за того, что шанс упустил? Этому придают слишком большое значение. Шансы-шмансы. В жизни столько всего происходит, что это иногда по-хорошему, а иногда по-плохому перекрывает грусть из-за упущенных возможностей. Сейчас вообще время другое, возможностей больше. Так что чужие неудачи – это чужие неудачи. У тебя будут свои и совершенно другие. И случится куча событий, которые их перекроют.

Я кивнула и тепло попрощалась с Дмитрием Николаевичем. Обрадованная тем, что обида наконец перестала тяготить меня, и ободренная разговором, я выбежала из Дворца культуры. На улице меня уже ждал Петя. Мы договаривались встретиться. Я радостно пересказала ему весь разговор.

– Почему ты так ценишь его слово? Ну, он говорит, что твои работы не очень, а другой скажет, что хорошие.

– Нет, Петь. Если бы ты видел его снимки! Это правда красота. Он снимал в основном репортажи и ловил такие кадры, что с ума сойти. Простой человек прошел бы мимо, а он так видел картинку, что получалось в итоге что-то невероятное.

– Ты поэтому занимаешься с ним?

– Ну как тебе объяснить… Он как открытые ворота в глухой стене, понимаешь?

– Как будто открыли дверь и можно сбежать из темницы?

– Что? – Я остановилась.

– Ты всегда говоришь о своей жизни как о ловушке. Я просто вспомнил, что, когда в первый раз провожал тебя до дома, ты что-то такое сказала.

Петины голубые глаза не желали отпускать мой взгляд.

– Нет, Петь… Я не в ловушке.

– Надеюсь, ты правда так считаешь. Потому что уж кому-кому, а нам точно грех жаловаться на нашу жизнь. Наше поколение вообще самое удачливое за всю историю существования человечества. И все эти «ах, как мне жить» – какая-то блажь и ерунда.

Я обхватила себя руками и ничего не сказала.

Мы долго шли молча. Точнее – болтали о пустяках. Но все равно что молча. Около школы нам встретился Марк.

– Привет, – сказала я ему.

Тот слегка мазнул по мне взглядом и кивнул, а затем сразу сказал Пете:

– О, хорошо, что мы сейчас с тобой пересеклись! Наши собираются у Димы до полуночи. Потом гулять. Ты ведь с нами?

Петя кивнул: