Буря

Свету и Катю я увидела на балконе. Они о чем-то болтали и смеялись.

– Слишком скучно для тебя? – Марк сидел на полу напротив меня и играл в приставку.

Я огляделась и посмотрела на время. Прошел уже час.

– Где Петя?

– Они еще покупают. Не успели вовремя до «Пятерочки». Сама понимаешь, магазины, где продают алкоголь после десяти, можно найти не везде.

– И как вы это проворачиваете?

– Связи и авантюрный дух. – Марк, наконец, повернул голову и посмотрел на меня: – Ты ничего не пила?

Я покачала головой:

– Мне не нравится вкус алкоголя.

– Ну, это предсказуемо. Твое амплуа хорошей девочки видно за километр. И ты, конечно, резко против распития спиртных напитков. Здоровье, осознанное потребление и все такое…

Марк говорил это с улыбкой, как-то по-доброму, поэтому я не обиделась и в таком же тоне ответила:

– Да хоть вместо воды свою водку пей, – а потом добавила: – Чужая жизнь меня сейчас так мало волнует, что даже тошно.

– Что, кризис жизненного пути?

– Что?

– Ну, я так называю состояние выпускников. Кризис жизненного пути.

– Да… Да, наверно, это так и называется.

– Ну ты в этом не одна, что так переживать. Как-то же остальные справляются.

– Раком тоже не один человек в мире болеет, но это не означает, что, если выздоровеет один, выздоровеют все.

– Но если лечиться, шансов-то больше.

– А что, неужели ты тоже переживаешь? – спросила я, искренне удивленная.

Вот уж у кого, мне казалось, все схвачено. А потом вдруг в памяти всплыло, как Петя сказал, что Марк тоже может часами копаться в себе.

– Переживаю. Как все в этой комнате, наверно.

– Я пробовала пару раз говорить с Петей… Его кризис только в непонимании, с каким уклоном выбрать факультет: физическим или математическим.

Марк улыбнулся:

– Да, Петя как-то всегда твердо стоял на ногах. Мне это в нем нравится.

Я кивнула, а сама вспомнила, как сравнивала Петю с моим папой.

– Да, он твердо стоит на ногах. И поэтому, наверно, он не понимает, каково это, когда… – Я задумалась, подбирая слова, чтобы точно описать свое состояние.

– Когда кажется, – сказал Марк, – что вот вроде стены, на них можно опереться, а оказывается, что они мягкие и проваливаются? И опираться нужно только на себя? А ноги дрожат?

– Да, примерно как-то так.

Мы посмотрели друг на друга. Не знаю, что чувствовал Марк, а я вдруг улыбнулась ему искренне, как самому близкому человеку.

– О чем ты переживаешь? С чем связан твой кризис? – спросила я Марка.

– Такой вечер хороший, Вер. Ну оно тебе надо?

И все-таки он не хотел подпускать меня близко.

Когда наконец вернулся Петя, вечеринка все равно продолжила стихать, и к полуночи все разошлись, потому что вот-вот должны были вернуться родители Пети, а он обещал им, что к их приходу все будет прибрано. Мы с Марком, Светой и Катей остались помогать прибираться. И этот небольшой уютный эпилог после вечеринки, наполненный смехом и дружбой, как-то неожиданно согрел меня изнутри и помог отпустить все тревожащие мысли.

За Катей заехали родители, и они прихватили с собой Свету. А мальчики пошли провожать меня. К ночи ветер улегся, и прогулка доставила нам удовольствие. Мы шли не спеша, даже лениво. И настолько доверительное установилось общение, что я рассказала мальчикам обо всем, что сегодня случилось, о поступке Дмитрия Николаевича и о своем внутреннем раздрае.

– Это ведь ужасно – то, что он сделал, – закончила я. – Он использовал силу фотографии во зло. Он поддался страху. Он подлый.

– Слушай, еще не понятно, как каждый из нас поступил бы на его месте, – спокойно отозвался Петя. – Мне кажется, у нас нет права его судить.

– Нет, – согласилась я. – Но так противно от всей этой истории. И страшно. Может, когда-то в семнадцать лет Дмитрий Николаевич тоже не хотел выбирать трусость и осуждал подлость, а вот как жизнь все повернула. Он оказался слабым. Мне страшно тоже оказаться слабой. Потому что я не представляю, как потом с собой жить.

– Ты переживаешь о том, что зависит только от тебя, – сказал Петя.

Я кивнула.

– Но кто я? Сильная или слабая? Смелая и трусливая? Вот ты себя знаешь, Петь?

– Знаю. Мне семнадцать, я хочу строить самолеты. Я не обижу собаку.

Я помолчала.

– А если это только твои представления о себе самом? Если жизнь покажет, что ты другой?

– Тогда и буду разбираться.

«Неужели он правда так мыслит? Неужели нисколько не переживает?» – подумала я.

– А ты, Марк? Ты тоже в себе уверен на сто процентов?

Марк, до этого странно помалкивающий, кашлянул, чтобы прочистить горло, а потом сказал:

– Ну, какие-то представления у меня о себе есть. Пока что они меня не обманывали.

«Ну какие они… стабильные!»

– А мне вот страшно! – сказала я. – Страшно столкнуться с собой настоящей, а не с той, кем я себя считаю.

– И что такого страшного? – спросил Петя.

– Разочароваться страшно. В себе, своей силе.

– Да-а-а, – протянул Марк, подняв голову к небу, – хочется верить, что проживешь жизнь, ни разу не изменив идеалам высокого искусства.

Я посмотрела на него и кивнула.

Ночь стояла спокойная. Изредка по главной дороге проезжали машины, иногда попадались одинокие прохожие.