Буря мечей. Том 1

«Корабль…» Давос всматривался в лицо своего собеседника. У сира Акселла большие флорентовские уши, как и у королевы. Из них растут жесткие волосы, такие же волосы торчат из ушей и щетинятся под двойным подбородком, нос у него широкий, лоб насуплен, близко посаженные глаза смотрят враждебно. «Он сам сказал, что охотнее наградил бы меня костром, чем дал мне корабль, но если я окажу ему эту услугу…»

– Если же тебе вздумается предать меня, то вспомни, что я был кастеляном Драконьего Камня достаточно долго и здешний гарнизон в моих руках. Сжечь тебя без согласия короля я, быть может, и не смогу – но что, если ты вдруг упадешь? – Сир Акселл положил свою мясистую руку Давосу на затылок и толкнул его к доходящим до пояса перилам моста, а затем, сильно надавив, заставил перегнуться через перила и посмотреть на раскинувшийся внизу двор. – Ты понял меня?

– Понял. – «И он еще смеет называть меня изменником!»

– Вот и хорошо. – Сир Акселл отпустил его и улыбнулся. – Не будем же заставлять его милость ждать.

Станниса Баратеона они нашли на самой вершине Каменного Барабана, в круглой комнате, именуемой Палатой Расписного Стола. Король стоял у стола, давшего название комнате. Это была массивная плита из дерева, вырезанная и раскрашенная в виде Вестероса времен Эйегона Завоевателя. На жаровне рядом с королем тлели красные угли. Четыре высоких остроконечных окна выходили на все стороны света. За ними виднелось звездное небо. Давос слышал свист ветра и слабый шум моря.

– Ваша милость, с вашего позволения я привел вам Лукового Рыцаря, – сказал сир Акселл.

– Вижу. – Станнис был одет в серый шерстяной камзол и темно-красную мантию. На простом поясе из черной кожи висели меч и кинжал, голову венчала корона червонного золота с зубцами в виде языков пламени. Его вид поразил Давоса. Станнис казался на десять лет старше того человека, которого Давос видел в Штормовом Пределе перед своим отплытием на Черноводную. Коротко подстриженную бороду пронизывали седые нити, и он потерял около двух стоунов веса. Станнис и прежде не был упитанным, а теперь его кости, казалось, вот-вот прорвут кожу. Даже корона стала ему велика. Голубые глаза прятались в глубоких впадинах, и сквозь кожу лица просвечивал череп.

Но при виде Давоса его губы тронула слабая улыбка.

– Стало быть, море вернуло мне моего рыцаря рыбы и лука.

– Да, ваша милость. – «Знает ли он, что я сидел у него в темнице?» Давос преклонил колено.

– Встань, сир Давос. Мне недоставало тебя. Мне нужен добрый совет, а ты мне никогда в этом не отказывал. Скажи мне, какая кара полагается за измену?

Последнее слово повисло в воздухе. «Жуткое слово», – подумал Давос. Итак, от него требуют, чтобы он вынес приговор своему товарищу по заключению, а быть может, и самому себе? «Короли лучше кого бы то ни было знают, чем карается измена».

– За измену? – тихо повторил Давос.

– Как иначе назвать отречение от своего короля и попытку лишить его законно причитающегося ему трона? Спрашиваю тебя еще раз: какую кару предусматривает закон за измену?

– Смерть, – поневоле ответил Давос. – Измена карается смертью, ваша милость.

– И так было всегда. Я не… я не жестокий человек, сир Давос. Ты меня знаешь, и знаешь давно. Не я принял этот закон. Так было всегда, и при Эйегоне, и до него. Дейемон Черное Пламя, братья Тойн, Король-Стервятник, великий мейстер Гарет… изменников всегда предавали смерти. Даже Рейенира Таргариен, дочь одного короля и мать двух других, умерла позорной смертью за то, что пыталась отнять корону у своего брата. Таков закон, Давос. Закон. Жестокость тут ни при чем.

– Да, ваша милость. – Давос понял, что король говорит не о нем, и пожалел о своем товарище, оставшемся во мраке подземелья. Он знал, что лучше промолчать, но он устал, на душе у него было скверно, и Давос неожиданно для себя сказал: – Государь, лорд Флорент не замышлял измены.