Буржуа: между историей и литературой

Это одно из прекраснейших изобретений ума человеческого, и всякому хорошему хозяину следует ввести ее в свой обиход. Порядок и точность усугубляют стремление копить и обретать. Человеку, плохо ведущему дела, неразбериха на руку; ему не хочется подводить счет своим долгам. Зато для хорошего человека нет лучше услады, как ежедневно подсчитывать, насколько прибыло его благосостояние. Даже если случится неудача, она, конечно, огорчит его, но не испугает; он сразу прикинет – сколько скопленных барышей можно положить на другую чашу весов[192].

Одно из прекраснейших изобретений… По экономическим причинам, конечно же, но также, а может быть, и еще больше, по этическим: потому что точность двойной бухгалтерии заставляет людей смотреть фактам в лицо, всем фактам, включая неприятные, скорее даже так – в особенности неприятные[193]. Результатом стало то, что многие рассматривали в качестве морального урока истории: «нечто более зрелое, более смелое, лучше подготовленное к тому, чтобы столкнуться лицом к лицу с неотлакированной действительностью», как выразился Чарльз Тейлор[194]; зрелость «мужественного самоотречения, когда спекуляция потерпела крах, а обманчивые иллюзии намеренно разрушены», добавляет Лоррен Дастон[195]. Принцип реальности. Учитывая рост зависимости каждого аспекта его жизни от рынка, пишут Дэвидофф и Холл, среднему классу пришлось научиться держать свой доход под контролем и обращаться за помощью к «бухгалтерским книгам», которыми его снабжала издательская индустрия, что в конечном счете наложило свой отпечаток на все остальное его существование, как в случае Мэри Янг, которая с 1818 по 1844 год вместе с хозяйственными счетами вела «что-то вроде книги учета прибылей и убытков в семейной и общественной жизни» – «болезней и прививок детей <…> подарков и писем, полученных и отправленных, вечеров, проведенных дома… визитов, нанесенных и полученных…»[196].

Третья сторона серьезности: ernste Lebensführung [серьезный образ жизни] – краеугольный камень буржуазного существования у Манна. Наряду с этической уравновешенностью, профессиональной концентрацией специалиста, серьезность возникает здесь как своего рода сублимированная честность в делах – «почти религиозное уважение к фактам» семейной книги Будденброков, перенесенное на жизнь в целом: надежность, методичность, аккуратность, «порядок и ясность», реализм. В значении принципа реальности, конечно же: где примирение с реальностью из необходимости, каковой оно всегда является, превращается в «принцип», ценность. Сдерживание своих сиюминутных желаний – это не просто подавление, это культура. Представление может дать сцена из «Робинзона Крузо» с его характерным чередованием желаний (жирный шрифт), трудностей (подчеркивание) и решений (курсив):