Буржуа: между историей и литературой

Поначалу я подумал, что это навязчивая идея только Смайлза. Затем мне на глаза стали попадаться толпы прилагательных в каждом викторианском тексте, который я читал. Не натолкнулся ли я случайно на стилистический секрет этой эпохи? Программа-анализатор грамматики, исследовала 3500 романов из «Стэнфордской литературной лаборатории» и вынесла свой вердикт: нет. Викторианцы использовали прилагательные не чаще, чем другие писатели XIX века, частотность слегка колебалась в течение столетия в узком диапазоне 5,7–6,3 % (хотя у Смайлза она действительно была выше 7 %). Но если эта количественная гипотеза была очевидным образом сфальсифицирована, на семантическом уровне возникло кое-что еще. В прозе Смайлза складывались кластеры: «напряженное индивидуальное усердие», «энергичные работники» и «бодрое усилие», например, относились к области тяжелого физического труда (напряженный, энергичный, бодрый). Затем, на противоположном конце спектра, область этического материализовалась в таких выражениях, как «смелый дух», «прямой характер», «мужественное английское обучение» и «мягкое принуждение». Но тип прилагательных, который придавал «Самопомощи» особый вкус, оказался где-то между этими двумя категориями: «непреклонная решимость», «терпеливая цель», «постоянная работа», «усердное прилежание», «неослабное упорство», «усердная рука», «сильный практичный человек»… К чему относятся эти прилагательные: к работе или к этосу? По-видимому, и к тому и к другому; как если бы не было реального различия между физическим и моральным. И на самом деле, если долго вглядываться в большую группу посередине, предыдущая классификация начинает смазываться: было ли «напряженное индивидуальное усердие» практической чертой – или все-таки моральной? И не имело ли «мужественное» английское обучение важных практических последствий?

Что происходит с прилагательными в «Самопомощи»? Давайте вернемся на столетие назад и рассмотрим прилагательное strong [сильный] в «Робинзоне Крузо». В романе есть несколько выражений вроде «сильные идеи» [strong ideas] или «сильные наклонности» [strong inclination], но слово почти всегда ассоциируется с совершенно конкретными сущностями, такими как «плот», «течение», «столбы», «ограда», «члены», «плотина», «кол», «стебель», «корзины», «загон» или «парень». Через полтора столетия «Север и Юг», роман о людях и машинах, в котором физическая сила, несомненно, важна, демонстрирует обратную схему: пара «сильных и массивных костяков» [strong and massive frame] или «сильных рук» [strong arms] и дюжины: «сильная воля», «сильные желания», «сильный соблазн», «сильная гордость», «сильное усилие», «сильное возражение», «сильное чувство», «сильная привязанность», «сильная истина», «сильные слова» или «сильные интеллектуальные вкусы». В «Самопомощи» «сильный» чаще всего ассоциируется с волей, за нею следует «изобретательность», «патриотизм», «инстинкт», «предрасположенность», «душа», «решимость», «здравый смысл», «темперамент» и «терпимые умы». «Культура и анархия» добавляет «сильное вдохновение», «сильный индивидуализм», «сильную веру», «сильные аристократические качества», «сильную смекалку» и «сильный вкус». Другое прилагательное – heavy [тяжелый]. В «Робинзоне Крузо», помимо нескольких случаев «тяжелого сердца», тяжелыми бывают фляги, древесина, товары, вещи, точильный камень, ветка, пестик, лодка, медведь и тому подобное. В «Галифаксе» мы находим «тяжелые взгляды», «тяжелые заботы», «тяжелые вздохи», «тяжелое бремя», «тяжелые ноты», «тяжелые новости», «тяжелые несчастья» – много и часто; в «Севере и Юге» – «тяжелое давление», «тяжелую боль», «тяжелую влагу слез», «тяжелую жизнь», «тяжелый транс» и «тяжелый пульс при агонии»; в «Нашем общем друге» – «тяжелую насупленность», «тяжелые глаза», «нечто невнятно-тяжелое», «тяжелые вздохи», «тяжелые обвинения», «тяжелое разочарование», «тяжелое ворчание» и «тяжелые размышления». Наконец, возьмем dark [темный]. В «Робинзоне Крузо» оно указывает на всего лишь отсутствие света. В «Севере и Юге» мы имеем «темный, хмурый взгляд», «темные уголки сердца», «темные и связанные уголки ее сердца», «темное облако у него на лице», «темный гнев», «темные часы» и «темную паутину его теперешнего состояния». В «Нашем общем друге» это «темные, глубокие закулисные интриги», «темное внимание», «темный сон», «темное сочетание», «темная нахмуренность», «темный лорд», «темная прихожая теперешнего мира», «темная улыбка», «темное дело», «темный взгляд», «темное облако подозрения», «темная душа», «темное выражение», «темный мотив», «темное лицо», «темная сделка» и «темная сторона истории». В «Миддлмарче» есть «темные века», «темный период», «темные области патологии», «темное молчание», «темные времена», «темный полет недоброго предзнаменования» и «темный чулан его словесной памяти».