Буржуазия и царизм в первой русской революции

Но вообще Николай II был на стороне ультрареакционеров. На втором заседании, 9 апреля, он поведал о мучившем его всё это время чувстве, имеет ли он право изменить пределы власти, полученные им от своих предков? С присущим ему византийством царь заявил, что акт 17 октября им дан вполне сознательно, и он твёрдо решил довести его до конца. Но он не убеждён в необходимости отречься от самодержавных прав и изменить определение верховной власти как власти неограниченной ¹⁶⁴. Тут даже такой испытанный консерватор, как гр. К- И. Пален, не выдержал: «Я не сочувствую манифесту 17 октября, но он существует. До того времени существовало Ваше неограниченное право издавать законы, но после 17 октября помимо законодательных учреждений Ваше величество не можете уже издавать законы сами. По-моему, Вам, государь, было угодно ограничивать свою власть»¹⁶⁵. Но царь упорствовал, откладывая своё решение, и только на последнем заседании, 12 апреля, на прямой вопрос гр. Сольского: «Как Вы изволите приказать: сохранить или исключить слово «неограниченный»? — нехотя процедил: «Я решил остановиться на редакции Совета министров». Сольский: «Следовательно, исключить слово «неограниченный»?» — Царь: «Да, исключить» ¹⁶⁶.

Проект Основных законов, изготовленный и хранившийся в глубочайшей тайне, попал в газеты ¹⁶⁷ и произвёл самое удручающее впечатление на либеральную общественность своим открытым и резким нарушением прав народа, торжественно признанных за ним в манифесте 17 октября 1905 г. Разоблачение «заговора» против народного представительства вызвало замешательство и колебания в правящих кругах, которые медлили и не решались обнародовать новые Основные законы.

По желанию ген. Трепова проект Совета министров был обсуждён в совещании, в котором участвовали кадеты И. В. Гессен, Ф. А. Головин, Н. И. Лазаревский, С. А. Муромцев и члены партии демократических реформ В. И. Ковалевский и М. М. Ковалевский. Совещание пришло к заключению, что «под видом сохранения прерогатив верховной власти составители проекта стремились оградить существующие безответственность и произвол министров… Этого рода побуждения вызвали и другой коренной недостаток проекта — извращение великих начал манифеста 17 октября».

Участники совещания составили записку, в которой во избежание коренной переработки проекта Совета министров он был принят за основание, а затем в него были введены некоторые изменения. К главнейшим из них относилось прежде всего усиление ответственности министров как за незаконные, так и незакономерные действия, что должно возвеличить «обаяние» власти монарха, стоящего превыше изменчивых настроений и партий. Так как в проекте Совета министров не было указано, в какой срок министр обязан дать разъяснение по запросу, в записке предположено установить недельный срок для представления министрами объяснений. С целью укрепления доверия к тому, что впредь законы не будут издаваться иначе, как при участии Государственной думы и Совета, в записке был определён срок для производства новых выборов не долее четырёх месяцев после роспуска Думы. Для той же цели упрочения доверия к обещаниям, данным манифестом 17 октября, весьма важно, отмечалось в записке, указать в законе, что налоги, пошлины и повинности подлежат рассмотрению в Думе. Государственным же советом они могут быть приняты или отвергнуты целиком. Государственный бюджет подлежит рассмотрению в Думе и Государственном совете во всех своих частях. Потребность в займе и условия его заключения должны быть разрешаемы через посредство законодательных учреждений. Торговые трактаты и конвенции следовало бы подчинить тому же порядку рассмотрения.

Далее составители записки высказывали пожелание, что, быть может, следовало бы дать Государственной думе и Государственному совету право представлять царю ходатайства о пересмотре основных государственных законов, обставив этот пересмотр исключительными требованиями. Такими требованиями могли бы быть согласие ²/з членов соединённого заседания Думы и Совета на представление ходатайства о пересмотре, а затем, в случае удовлетворения этого ходатайства царём, согласие ²/₃ членов соединённого собрания Думы и Совета на самое изменение. От воли царя зависело бы утвердить или не утвердить предположение об изменении Основного закона. Для упрочения единства политики и согласования деятельности отдельных ведомств следовало бы предоставить избранному монархом председателю Совета министров права указывать царю на лиц, которых он желал бы иметь в качестве министров и главноуправляющих отдельными частями. Наконец, составители записки высказывались за предоставление населению права подавать челобитные на имя царя или в законодательные учреждения.