Буржуазия и царизм в первой русской революции

Впрочем, и взгляды самого Милюкова не отличались последовательностью и устойчивостью. В своих мемуарах он рассказал о своём визите к Столыпину. Тот прямо поставил условие: если Дума осудит революционные убийства, то он готов легализировать партию народной свободы. Милюков стал объяснять, что он не может распоряжаться партией. Столыпин предложил: «Напишите статью, осуждающую убийства; я удовлетворюсь этим». Милюков заколебался. Он поставил условием, чтобы статья была без подписи. Столыпин согласился и на это. Милюков сказал тогда, что он принимает предложение условно, ибо должен поделиться с руководящими членами партии, без согласия которых такая статья не могла бы появиться в партийном органе. Столыпин пошёл и на это. Прямо от Столыпина Милюков поехал к Петрункевичу. Старый вождь партии страшно взволновался: «Никоим образом. Вы губите собственную репутацию, а за собой потянете и всю партию… Лучше жертва партией, нежели её моральная гибель». Статья не была написана ¹⁶°.

Но по мере того как всё заметнее обнаруживался крах надежд на образование прочного «парламентского» большинства, кадеты стали переходить на мирнообновленческую позицию. На заседании фракции 3 апреля И. В. Гессен заявил, что «теперь политическая ситуация такова, что мы можем в особенной форме, но всё же выразить осуждение политическим убийствам. Это единственная правильная позиция партии… С левыми вряд ли можно сойтись, ибо мы не левые и на это надо оставить надежду» ¹⁶¹.

На следующем заседании фракции, 4 апреля, Пергамент внёс резолюцию с осуждением политических убийств. Напрасно один из «староверов», Богданов, возражал против такой резолюции, указывая, что «это будет уступкой правым… Мы дадим нравственное право правительству принимать репрессии». Формулируя мнение большинства, Тесленко заявил: «У нас скорее беспорядочная анархия, и осудить такую анархию мы можем» ¹⁶². Резолюция Пергамента была принята, причём решено было предложить информационному бюро по возможности постараться оттянуть рассмотрение в Думе вопросов об амнистии и осуждении политических убийств. Если же это не удастся, то первым поставить на повестку «осуждение» ^,63.

Заявление правых об осуждении политических убийств несколько раз откладывалось и было поставлено на повестку заседания Думы только 15 мая. Для правых нежелание большинства Думы дезавуировать революционный террор и тем морально поддержать правительство было бы удобным поводом для разгона II Думы. С другой стороны, социал-демократы, эсеры и энесы не побоялись поднять брошенную перчатку и настаивали на обсуждении предложения правых, имея в виду выяснить, что террористические акты являются ответом на правительственный террор. Всё же Дума голосами кадетов, трудовиков и польского коло постановила снять этот вопрос с очереди ¹⁶⁴.

Но на этом длинная эпопея с провокационным заявлением правых не закончилась. 17 мая, когда обсуждался вопрос об истязаниях заключённых в тюрьмах Прибалтийского края, кадеты вставили в свою формулу перехода к очередным делам осуждение политических убийств ¹⁶⁵. Но трудовики не пошли за кадетами, и Дума приняла формулу левых, осуждавшую незакономерные действия полицейской власти и умалчивавшую о красном терроре ¹⁶⁶.

Больше всего кадетов беспокоило, что Дума не производит впечатления работоспособности.

В целях противодействия «обычному митингованию» левых фракций кадеты провели новый наказ. Теперь предложение о закрытии записи ораторов, о сокращении времени и неполном прекращении прений считалось отклонённым, если против него выскажется не менее 100 членов Думы (прежде — не менее 50 человек). Кадеты внесли также предложение, чтобы вопрос о направлении запроса, равно как и принятие или отклонение его по существу, решался в Думе по выслушивании только одной речи — за и одной — против. Правда, ввиду возражений слева это предложение было принято частично, с исключением подчёркнутых слов. Но кадеты при помощи правых добились, чтобы для запросов отводился только один день в неделю.

Кадеты систематически проваливали срочность запросов. Так было поступлено с запросами об истязаниях заключённых в Акатуйской тюрьме, о преследовании петербургским градоначальником профессиональных организаций рабочих, о столкновении между тюремной стражей и заключёнными в центральной тюрьме Риги, о забастовке судовых команд в портах Каспийского моря и т. д.

При обсуждении запросов Головин неоднократно лишал слова левых ораторов, когда они пытались говорить об общей политике правительства. В своих же формулах перехода кадеты тщательно избегали упоминания об ответственности правительства за незакономерные действия местных властей.