Джозеф Иникори утверждает, что высокие транспортные издержки до эпохи железных дорог превратили такие регионы, как промышленный Север Великобритании или менее прогрессивный Юг (который, как он отмечает, в 1600 г. стал гораздо более "развитым", чем Север), в экспортные анклавы. "Исследования исторических географов, - утверждает он, - показывают... индустриализацию, которая была в высшей степени региональной". "Более развитая" часть этой истории соответствует действительности. К началу XIX века южане в Англии с завистью смотрели на север, на шумные Лив-Эрпул, Манчестер и Галифакс. По словам Иникори, исторические географы утверждают, что внутри "региональных экономик ... существовала острая конкуренция, но между ними было очень мало ... из-за структуры внутренних транспортных расходов. . . . Поэтому со временем региональная концентрация ведущих отраслей определялась успехами или неудачами в продвижении продаж за рубеж".
Иникори снова прав, когда подчеркивает, что внешний контекст для европейской экономики был важен - хотя товары, которыми торговали в XVIII в., были второстепенными элементами экономики (если не маленькими девочками), такими как сахар, пряности и все такое прочее. Однако к тому времени, когда во внешней торговле стали играть важную роль хлопчатобумажные изделия и особенно такие тяжелые по стоимости товары, как железо, наступил век железных дорог, и разговоры об анклавах перестали иметь смысл. Учитывая мобильность капитала и рабочей силы, они, вероятно, перестали иметь смысл уже к 1750 или 1800 году. Иникори считает, что "межрегиональная миграция была незначительным источником" новой рабочей силы для мельниц, что опять же верно, если он имеет в виду, что южные сельскохозяйственные рабочие не приезжали на работу в Уиган (но буквально неверно: в 1851 г. в Ливерпуле уроженцы Ирландии составляли каждый 4,5 человек, а в Манчестере - каждый 6 человек) . Иникори и историко-географы не предлагают никакого релевантного сравнительного стандарта "очень мало". В качественном отношении они совершают ту же ошибку, что и более математически мускулистые t-тестеры коинтеграции. У них нет стандарта для оценки "малости", и поэтому они пропускают гигантское светское улучшение европейской (и региональной) экономической интеграции в 1500-1840 гг.
Поллард убедительно доказывал, что для решения многих вопросов необходим европейский подход или, по крайней мере, северо-западноевропейский региональный.
В новой глобальной истории для решения многих вопросов целесообразно использовать еще более широкий круг вопросов. По мнению Полларда, для экономических целей, выходящих за рамки объяснения рынка сена и домов, изучаемый регион должен быть больше, чем страна, а не меньше. Он писал в 1973 г., что "исследование индустриализации в любой европейской стране останется неполным, если оно не будет включать в себя европейское измерение: любая модель закрытой экономики будет лишена некоторых ее основных и существенных характеристик". Политический аналог: было бы странно писать историю политических событий в Великобритании, Италии или Ирландии с 1789 по 1815 г., не упоминая о Французской революции. Политика стала международной - не только потому, что французские армии завоевали большую часть Европы, но и потому, что французские политические идеи стали частью политического мышления, как сочувствующего, так и реагирующего. Аналогично и с экономикой. Мировая экономика XVIII века (и в значительной степени ранее) обеспечила Британию системой относительных экономических ценностей: пшеница против железа, процентные ставки против заработной платы.