Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Хлопок, по их мнению, "зависел" от рабов из Африки.9 Точно так же и Маркс: "Без рабства нет хлопка; без хлопка нет современной промышленности. Рабство придало ценность колониям, колонии создали мировую торговлю; мировая торговля является необходимым условием крупной машинной индустрии". Это не так. Хлопок, по-видимому, был не более обязательной культурой для рабов, чем кофе. Вольноотпущенники в США после 1865 г. собирали хлопок, так же как вольноотпущенники в Бразилии после 1887 г. собирали кофейные зерна. Финдли и О'Рурк с некоторой досадой в тоне спрашивают, был ли "свободный белый труд в Америке... . . [смог бы] восполнить пробел" в производстве коттона. Однако бывшие рабовладельческие американские штаты именно это и сделали. Уже в 1869 г., отмечал Стэнли Леберготт, "Юг фактически восстановил довоенный средний уровень производства [хлопка]. А к периоду 1870-1879 годов [до полного введения "Джима Кроу" и других элементов "единой свободы"] его производство было на 42% выше довоенного уровня". Леберготт в качестве контраста отмечает, что в британских сахарных колониях более ранняя эмансипация привела к снижению производства. В хлопковых колониях - нет.

Аргумент Финдли и О'Рурка заключается в том, что британский империализм настолько помог британской торговле, что произошла промышленная революция. Аргумент предполагает, что в контрфактическом случае более мягкая и свободная в торговле Британия не выиграла бы от взаимодействия Европы с остальным миром. Это странное предположение, поскольку такие европейские страны, как Дания, действительно выиграли от этого незначительные заморские колонии. Швеция, Германия и Австрия получили мало или совсем не получили. Финдли и О'Рурк хотят выдвинуть националистический, милитаристский, империалистический аргумент, что процветание Великобритании зависело от британского оружия, направленного за границу, особенно на неевропейцев. Этот аргумент часто приводил Дэвид Ландес. Историк Пол Кеннеди в 1976 г. утверждал, что "богатство Британии, очевидно, было бы утрачено, если бы она сама отказалась от командования морем". Это утверждение, хотя и было традиционным для британского стратегического мышления на протяжении столетий, противоречит логике "этого проницательного острова... этой крепости... установленной в серебряном море, / Которое служит ей в качестве... рва, защищающего дом / От зависти менее счастливых земель". Британия с небольшим флотом тюдоровского типа, предназначенным для обороны побережья, еще долго оставалась бы независимой - ведь именно маленький флот тюдоровского типа, поддерживаемый божественным ветром, победил могучую Армаду. Деревянные стены имели значение вплоть до середины XIX века. В борьбе с Гитлером не дорогостоящий британский флот, сидящий в жалком бездействии в Скапа-Флоу, предотвратил вторжение, а британская изобретательность в изобретении радара и взломе немецкого военно-морского кода (несмотря на это, кстати, его взломщик, Алан Тьюринг, был доведен до самоубийства десять лет спустя в соответствии с британскими антигейскими законами). Избыточное насилие над линейными кораблями, а затем дредноутами и авианосцами во имя господства над пальмами, соснами и Фолклендскими островами всегда было сомнительным с экономической точки зрения. Богатство Великобритании не было поставлено на карту. Владение морями, конечно, поддерживало национальную гордость и переизбрание Маргарет Тэтчер. Но оно не способствовало росту национального дохода.

Экономические модели, которые используют Финдли и О'Рурк, формально или неформально, на самом деле касаются торговли Европы с самой собой и с остальным миром. Квакерское Соединенное Королевство - какой бы маловероятной ни была контрфактическая ситуация в 1801 г., когда в агрессивно националистически настроенной стране с населением 16,3 млн. человек насчитывалось двадцать тысяч квакеров, - получило бы те же цены и возможности, что и реальная Великобритания, с учетом расходов на перевалку через Амстердам или Гавр. Масштабы манчестерского хлопчатобумажного производства пострадали бы незначительно, во всяком случае, если бы в глазах Бога Манчестер обладал сравнительным преимуществом в прядении хлопка. Только прибыль (те самые "ренты", о которых я упоминал, сверхнормативные прибыли, которые являются прибылью в понимании экономиста) их британских адресатов была бы ниже, поскольку французские перекупщики хлопка получали бы меньшую прибыль. Как я уже говорил, если бы Манчестер был подходящим местом для прядения хлопка до изобретения кондиционеров. События привели бы его туда, независимо от того, победила ли Британия при Плассее, Квебеке, Трафальгаре или Ватерлоо. В конце концов, французская сторона проиграла все эти сражения, и тем не менее производство хлопчатобумажных тканей процветало в Мюлузе и Лилле - возможно, за счет импорта британских инженеров и рабочих, как и фабрика Motte et Bossuet в Лилле в 1833 году.