Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Но есть и более глубокая проблема, связанная с прославлением Нортом "Славной революции". Она заключается в следующем: многочисленные общества - фактически все, иначе это не общества, а войны всех против всех - выработали правила собственности. Кодекс Хаммурапи в начале второго тысячелетия до н.э. сделал это. Английские короли, чтобы перепрыгнуть через тысячелетия строгого соблюдения прав собственности чи-новниками и римлянами, утвердили в Средние века примат королевских судов для свободных людей над местной, а иногда и произвольной властью. Да и сами бароны и мелкие лорды были связаны традиционным правом, причем нередко по рукам и ногам (что обнаружилось, например, в недавнем исследовании историка и географа средневекового сельского хозяйства Брюса Кэмпбелла). Действительно, ни одно общество не может жить хорошо, если в нем нет таких правил. Как говорил пророк Михей (7: 2-3) в конце VIII в. до н.э., "добрый человек погиб от земли, и нет праведного между людьми: все они подстерегают кровь; каждый охотится сетью на брата своего. Чтобы обеими руками делать зло, князь просит, и судья просит награды". Каждое упорядоченное сообщество со времен Моисея, Солона, Саргона Великого или первого императора Китая следило за соблюдением прав собственности и не позволяло людям охотиться на своих братьев с сетями.

Вспоминаются анархичные и дохристианские норманны, которые, приближаясь к какому-либо побережью, должны были решать, убивать ли туземцев или торговать с ними. Они были, как мог бы предположить экономист-самуэльсонец, персонажами Max U, в значительной степени безразличными за пределами своего высокоструктурированного норвежского общества - они шли к тому, что приносило максимальную материальную выгоду на побережье Ирландии или в землях Русов. Так, "плохой сэр Брайан Ботани" А. А. Милна "ходил среди деревенских жителей и бил их по голове". Однако он получил свое возмездие и стал "совсем другим человеком, теперь он не носит шпоры, / И ходит по деревне как Б. Ботани, эсквайр", а не бьет по голове. Переход от плохого к хорошему сэру Ботани - это то, что Норт имеет в виду в качестве предполагаемой причины промышленной революции.

Беда в том, что это уже произошло за несколько столетий до того - переход к доброму сэру Ботанику, с эпизодами возврата к типу. Отсутствие де-факто прописанной собственности, возможно, характеризует некоторые части Европы в IX в. (вспомним упорядоченные королевства Карла Великого или Альфреда Великого), но уж точно не Англию XVII в., как утверждает Норт. Точно так же дикие норманны из Бергена стали Ганзой.

Купцы, или, во всяком случае, принимавшие немецких и фризских купцов в деревянных складах Ганзы, заканчивали тем, что били по голове. В неисторическом изложении Норта поиск ренты якобы произошел в XVII веке в маловероятном месте - в Англии. По утверждению Норта, уже в XVII веке в Англии Макс У видел свой лучший шанс в насилии, а не в добровольном обмене. Это утверждение фактически ошибочно. Насилие блокировалось законом и политикой в Англии на протяжении нескольких столетий. Даже бароны были лишены независимых армий при первых королях Тюдорах. Обычное насилие и воровство преследовались шумом и криками: "Вон! Вон!". Англия (как и любая другая цивилизованная страна) была пропитана законами о собственности, о деликтах, о купцах и о чем угодно, в манориальных судах и судах короля.