Бусидо 5.0. Бизнес-коммуникации в Японии

Отдельной широкой областью для изучения являются массмедийные коммуникации, которые мы полностью оставим за рамками данной работы.

В негативном аспекте толкует содержание современных коммуникаций исследователь культуры Л. Гроссберг[1], считая, что коммуникации все более становятся «режимом существования» современного человека в развитой стране. По его выражению, мы живем «в структуре дискурсивной и идеологической державы, которая может быть определена как режим коммуникаций» (Grossberg 1997:27). «Режим» в данном случае – эквивалент понятия «государственный строй». Этот «режим» в его понимании – то, как нас заставляют думать и говорить о коммуникациях, и ограничения, которые сопровождают нас на таком пути понимания коммуникаций.

«Ритуал» или «Трансмиссия»? Теория Джеймса Кэри

Джеймс Кэри (James W. Carey)[2] в 1992 году описал две базовые модели коммуникаций, которые выглядят следующим образом.

МОДЕЛИ КОММУНИКАЦИЙ

Оригинальная англоязычная таблица хорошо передает значимые нюансы англоязычных корней (share, commune, transmit):

В ритуальном понимании коммуникация связана с «разделением», «объединением», «близостью» и «соучастием» куда сильнее, чем с «трансмиссией»/«передачей». Однако эти значения сегодня мало кем осознаются.

Термин «коммуникация» вошел в общий дискурс английского языка в XIX веке. В английском языке слово communication в переводе с латинского представляет в своих крайних смыслах, с одной стороны, «трансмиссию» (transmit), что есть односторонний процесс; с другой стороны, «разделение» (share), общий или взаимный процесс. Communication изначально соотносится с commune, что значит «делать общим» или «разделять». Есть также и родственное ему communion, соотносящееся в переводе с «взаимное участие и содружество», а также с «разделять или иметь общее с другими»[3]. Такое толкование есть «ритуальное видение» коммуникаций, которое гораздо старше относительно недавно выработанного значения «трансмиссия» или «передача».

Кэри пояснял, почему трансмиссионное видение коммуникаций стало наиболее распространенным в индустриальной культуре: «В XIX веке <…> перемещение товаров или людей и перемещение информации виделись как по существу идентичные процессы, и оба описывались общим существительным “коммуникация”. Центр этой идеи коммуникации – передача сигналов или сообщений на расстояния с целью контроля. Такое видение коммуникации берет свое происхождение в древнейшей мечте человечества: желании увеличить скорость и эффект сообщений, когда они путешествуют в пространстве. Со времен Верхнего и Нижнего Египта, объединенных под рукой Первой династии, и вплоть до изобретения телеграфа транспортировка и коммуникация были неразрывно связаны (выделено нами. – Ю. С.). Хотя сообщения могли производиться централизованно и контролироваться путем монополизации письма или благодаря быстроте печатного производства, все же эти сообщения, переданные в руки посланнику или зашитые под обложку книги, для достижения желаемого эффекта нужно было еще и распространить с максимальной скоростью. Телеграф положил конец этой идентичности, но метафору[4] не разрушил» (Carey 1992:15)[5].

Действительно, что касается Японии, в XVII–XIX веках через те немногие торговые порты, которые имели сношения со странами Европы и Китаем (Нагасаки), Кореей (Цусима), Королевством Рюкю (Сацума) и айну (Мацумаэ), в закрытую от мира страну притекали не только товары, но и важная – подчас нежелательная – информация. Именно поэтому правительство Токугава уделяло повышенное внимание этим так называемым ёццу но кути (четырем входам) и учредило в них специальные посты для проверки зарубежных и голландских книг. При этом книги с наиболее ценной информацией незамедлительно доставлялись к местным даймё (феодальным князьям), многие из которых к началу XVII века были увлечены идеями натурфилософии и изучением «голландских» наук.