Как ни неясно было это понятие для крестьянина, он питал к нему отвращение, веками накопившееся в душе предков, и настроил против Фуро всех своих и жениных родственников, зятьев, двоюродных братьев, внучатных племянников, целую орду.
Горжю, Вокорбей и Пти довершили развенчание мэра, и когда таким образом поле оказалось расчищенным, Бувар и Пекюше, против всяких ожиданий, получили шансы на успех.
Они кинули жребий, чтобы решить, кому из них быть кандидатом. Жребий ничего не определил, и они пошли посоветоваться к доктору.
Он сообщил им новость: кандидатом является Флакарду, редактор «Кальвадоса». Велико было разочарование обоих друзей. Каждый из них страдал не только за себя, но и за другого. Однако политика их разгорячила. В день выборов они наблюдали за урнами. Флакарду победил.
Граф перенес свои надежды на национальную гвардию, но эполет командира не получил. Шавиньольские жители остановили свой выбор на Бельжамбе.
Эта странная и неожиданная благосклонность общества ошеломила Герто. Правда, он пренебрегал своими обязанностями и ограничивался тем, что по временам наблюдал за учением и делал замечания. Но все равно! Ему казалось чудовищным, что содержателя гостиницы предпочли отставному капитану Империи, и после вторжения в Палату 15 мая он сказал:
— Если так раздаются военные чины в столице, то я перестаю удивляться происходящему.
Начиналась реакция.
Люди верили в ананасные пюре Луи Блана, в золотую кровать Флакона, в царственные оргии Ледрю-Роллена, и так как провинциалы имеют притязание на полную осведомленность относительно парижских дел, то шавиньольские обыватели не сомневались в их намерениях и считали правдоподобными самые нелепые слухи.
Де Фаверж пришел однажды вечером к священнику и сообщил ему о приезде в Нормандию графа Шамбора. Жуанвиль, по словам Фуро, готовился со своими моряками приструнить социалистов. Герто утверждал, что в скором времени Луи Бонапарт станет консулом.
Фабрики стояли. Неимущие многочисленными толпами блуждали по стране.
Как-то в воскресенье (это было в первых числах июня) один жандарм внезапно поскакал в Фалез. На Шавиньоль шли рабочие из Аквиля, Лиффара, Пьерпона и Сен-Реми.
Ставни стали закрываться, собрался муниципальный совет и решил, в предотвращение несчастий, не оказывать никакого сопротивления. Жандармерии было даже запрещено отлучаться из казарм и показываться на улицу.
Вскоре послышалось как бы приближение бури. Затем стекла задребезжали от песни жирондистов, и на Канской дороге, держась под руки, показались люди, запыленные, потные, в лохмотьях. Они запрудили площадь. Поднялся сильный гул.
Горжю и двое из его товарищей вошли в залу. Один был тощий с худощавым лицом, в вязаном жилете, на котором распустились тесемки. Другой, черный от угля, должно быть механик, с щетинистыми волосами, с густыми бровями, был в матерчатых туфлях. У Горжю, как у гусара, куртка болталась на одном плече.
Все трое оставались на ногах, а члены совета, сидя вокруг покрытого синим сукном стола, глядели на них бледные от волнения.
— Граждане! — сказал Горжю. — Мы требуем работы.
Мэр дрожал, ему изменил голос.
Мареско ответил за него, что совет немедленно обсудит вопрос. И по уходе товарищей рассмотрению подверглось несколько предложений.
Одни предлагали разбивать щебень.
Чтобы употребить его в дело, Жирбаль подал мысль проложить дорогу между Англевилем и Турнебю.
Та, что лежала на Байе, отвечала совершенно тому же назначению.
Можно было вычистить пруд! Этой работы было недостаточно. Или же вырыть второй пруд! Но на каком месте?
Ланглуа был за устройство насыпи вдоль Мортена на случай наводнения. Лучше уж было, по мнению Бельжамба, распахать поросшие вереском земли. Невозможно было прийти к какому-нибудь решению… Чтобы успокоить толпу, Кулон вышел на крыльцо и объявил, что собрание разрабатывает план благотворительных мастерских.
— Благотворительных? Спасибо! — крикнул Горжю. — Долой аристократишек! Мы требуем права на труд!
Это был злободневный вопрос, Горжю строил на нем свою славу. Раздались рукоплескания.
Повернувшись, он столкнулся с Буваром, которого Пекюше увлек в толпу, и у них завязался разговор. Дело не к спеху… Здание окружено со всех сторон… Совету от них не уйти…
— Где взять денег? — говорил Бувар.
— У богатых! К тому же правительство прикажет организовать работы.
— А если работ не нужно?
— Можно их исполнить впрок.
— Но заработная плата понизится, — возразил Пекюше. — Если на труд нет спроса, значит в продуктах есть избыток, а вы требуете, чтобы их еще больше выпускали!
Горжю покусывал усы.
— Однако… при организации труда…
— Тогда хозяином станет правительство!
Вокруг несколько человек заворчало:
— Нет! Нет! Не хотим больше хозяев!
Горжю рассердился.
— Все равно. Трудящихся нужно снабдить капиталом или же установить кредит!
— Каким образом?
— Да уж не знаю! Но нужно установить кредит!
— Довольно, ждали! — сказал механик. — Нас бесят эти плуты.
И он взошел на крыльцо, заявив, что взломает дверь.
Там его встретил Плакеван, утвердившись на правой ноге, сжав кулаки.
— Подойди-ка поближе!
Механик попятился.