Быков о Пелевине. Путь вниз. Лекция первая

Слава богу, я успел с «Кварталом. Я знал, что он это напишет. Ну у него немножко иначе. У него там нет мысли, что это будут книги руководств. Но что читатель становится главным героем, он отследил. Думаю, независимо от «Квартала». Хотя в том, что он прочел «Квартал», я почти убежден. Он, конечно, понял все правильно.

6. У меня сложилось мнение, что в последних романах Пелевина, начиная с «Empire V»,» и заканчивая последним, в них он очень активно занимается поиском Бога. И «Любовь к трем Цукербринам» мне показалась аллюзией на Троицу. Как вам кажется, насколько она была удачной?

Не на Троицу, а на «Матрицу». Да нет, ничего подобного. Насчет Бога он абсолютно, по-моему, разобрался. Со слоганом «Солидный Господь для солидных господ», гениальным слоганом из «Generation P».

Мне кажется, что отношение Пелевина к Богу – это тоже очень диверсифицированная, очень сложная тема. БГ когда-то очень хорошо сказал: «Бог – это самое лучшее, что вы можете себе представить».

Мне кажется, у Виктора Олеговича более сложное отношение к этой теме. И для него Бог – это как раз то, что он не может себе представить принципиально. Вот в этом его интерес. Я не знаю, есть ли вообще Бог в пелевинском мире.

7. Кстати, в «Матрице» была Троица.

Я помню, спасибо. Так звали там героиню. Это пришло из известного фильма «Меня все еще зовут». «Матрица» же это мир тотального постмодерна.

Я думаю, что «Любовь к трем Цукербринам» не имеет к этому никакого отношения. И вот я сейчас скажу самую главную вещь на сегодня: легко было бы предположить, что Бог для Пелевина – это избавление от всех иллюзий, но мне кажется, что как раз наоборот. Бог в его мире – это самая сложная иллюзия, к которой он даже не подступается, потому что корни ее где-то очень глубоко, их нельзя вырвать. Иллюзия столь сложная, что ее нельзя описать. Это та рука, которая преподносит огурец. Хорошо я запудрил мозги, но, поверьте, я действительно так думаю.

Бог – это не отказ от иллюзий, а самая сложная иллюзия. Потому что Бог – он через искусство постигается, а не через упрощение, не через отказ, не через рекламу, грубо говоря.

7. Пелевин во многих своих шутках, образах, аллюзиях требует большого понимания контекста, нужно быть его современником, чтобы угадать вас, например, чтобы знать, о чем идет речь. Яркий пример – одна из лучших шуток «Generetion P» – реклама сигарет «Parlament». Мы знаем 93-й год, а кто-то же не узнает. Понятно, что он будет актуален для поколения 60-х, 70-х, 90-х, а вот через сорок лет он будет хорошим писателем? Потому что вся ткань его повествования требует быть его современником.

Во-первых, неизвестно, будет ли что-то через сорок лет. Во-вторых, канва пелевинских текстов не будет, конечно, считываться, но тем лучше, это будет загадочно. Вот квас «Никола» – будет непонятно, почему «Cola» под потенциальным запретом, почему квас «Никола» производит такое впечатление на героев, почему пейджер играет такую огромную роль в «Generation», почему наличие пейджера переводит героя в другой социальный слой. Но это делает книгу более загадочной, менее смешной, но более загадочной.

Я когда-то с Алексеем Ивановым спорил на эту тему. Я говорю: «Скажи, пожалуйста, зачем у тебя в “Сердце Пармы“ так много диалектизмов?» Он говорит: «Ну когда ты читаешь у Жюля Верна про все эти бизани, неужели ты понимаешь, о чем идет речь? Нет. просто загадочно. А когда ты у меня читаешь про чеглоки и накурки, какая тебе разница, что такое чеглоки и накурки? Ты понимаешь, что люди живут в своем мире».

Так и здесь, мы будем понимать, что они жили в своем мире. И нам будет смешно.

8. А вы можете назвать писателя, который был также сиюминутен и актуален, как Пелевин, и сейчас остался известным нам и большим писателем?

Аверченко, пожалуйста. Катаев. Ильф и Петров. Но Пелевин слишком эзотерик. А так, конечно, их актуальность, их сатира…