Что же касается отношений с казаками, то правительство обсудило и приняло ряд пунктов. Коронный гетман Жолкевский в октябре 1619 г. созвал запорожских делегатов на реке Роставица и предъявил новый проект соглашения. Реестр увеличивался, но только до 3 тыс. От короля назначался «старший», надзирающий за казаками, и кандидатуру запорожского гетмана определял король. Из реестра требовалось исключить всех, кто пришел к запорожцам за последние 5 лет, им надлежало вернуться к прежним хозяевам. Тем, кого включили в реестр, разрешалось проживание только на коронных землях, а во владениях панов и шляхтичей запрещалось. Если казак не выехал, оставался в частных владениях, он превращался в крепостного. Ну а после того, как Турция высвободила руки в Закавказье, возрастала угроза войны. Поэтому походы на море категорически возбранялись. Мало того, требовалось наказать участников последних морских экспедиций. Об автономии войска Запорожского и обеспечении прав Православной церкви речь не шла вообще.
Услышав такие требования, казаки забушевали. Шумели, что надо браться за сабли. Только Сагайдачный со своим колоссальным авторитетом сумел пригасить разошедшиеся страсти и настоял: принять соглашение все-таки нужно. От наказания участников набегов он уклонился, но признал – их надо прекратить. Явившись в Сечь, сжег лодки. Восстановил пост реестровых казаков на Хортице. Но большинство запорожцев возмущалось, отказывалось подчиняться соглашению и выбрало себе другого гетмана, Якова Бородавку. Сагайдачный остался гетманом только у реестровых. Хотя избрания Бородавки он не признал, продолжал выступать от имени всех запорожцев, ведь государственные «клейноды» гетманской власти находились у него.
Однако для защиты православия он начал принимать собственные меры. Объявил, что войско Запорожское в полном составе вступает в Киевское богоявленское православное братство. А значит, будет оберегать его от поползновений униатов. В походах гетман накопил немалые богатства, начал строить в Киеве Братский монастырь, открыл школу, постаравшись нанять самых квалифицированных преподавателей. Но одновременно, в начале 1620 г., Сагайдачный вдруг отправил посольство в Москву! Обратился к царю Михаилу Федоровичу с просьбой принять войско Запорожское на службу – «как было при отцах наших», во времена Ивана Грозного. Русское правительство возглавлял отец царя, патриарх Филарет Романов, вернувшийся из польского плена. Он и бояре отнеслись к такому предложению осторожно. Сагайдачному не доверяли, память о погромах русских городов была слишком свежей. Да и идти на явный разрыв с поляками, возобновлять войну с ними разоренная Россия не могла.
Желание гетмана похвалили, послали «легкое жалованье» – 300 руб., но положительного ответа не дали. Уклончиво сослались, что Москва находится в мире с турками и татарами, поэтому служба запорожцев пока не требуется. Впрочем, не исключено, что своим обращением к царю Сагайдачный решил всего лишь припугнуть поляков. Подтолкнуть к дальнейшим уступкам и показать – в случае притеснений православных они могут найти себе защитников. Кроме того, на послов была возложена и другая миссия. В Москве в это время гостил патриарх Иерусалимский Феофан. Невзирая на собственное тяжелое положение, царское правительство помогало единоверцам, выделяло кое-какие средства. А послы гетмана, приехав к Михаилу Федоровичу, показали себя друзьями России. От имени Сагайдачного они провели переговоры с Феофаном, приглашая его посетить Украину.
Обратно поехали вместе. Казаки торжественно встретили патриарха на границе, сопровождали большим эскортом, охраняли, обслуживали. Сагайдачный обеспечил ему пышный прием в Киеве, его возили по храмам, монастырям. А при этом гетман договорился с патриархом восстановить структуры Православной церкви в Речи Посполитой. Феофан рукоположил в сан Киевского митрополита Иова Борецкого и пятерых епископов. Правда, и с казаков кое-что потребовал. Наложил на них запрет – никогда больше не ходить войной на Россию. Сделал это Сагайдачный без всякого согласования с польскими властями, а в результате уже осуществленные планы иезуитов и короля оказались порушенными. Наряду с униатскими митрополитом и епископами снова появились православные, и паства тянулась, разумеется, к ним.