В 1622 г. казаки захватили несколько кораблей в море, напали на город Кодриа, увели более тысячи пленных. Вскоре после этого донцы и запорожцы разорили окрестности Трапезунда. Отряд донских и запорожских казаков атамана Шило погулял вблизи Стамбула, хотя на обратном пути его настигла турецкая эскадра, погибло около 400 казаков. В 1624 г. 80 лодок налетели на Кафу, перевернули вверх дном порт, торговые кварталы, побили многих татар. Другая флотилия выплеснула десант на город Неокорис рядом со Стамбулом, его грабили 10 часов и ушли без потерь. В 1625 г. с Днепра и Дона вышло аж 300 лодок. Соединившись, огромная флотилия снова разорила Трапезунд и еще 250 селений на побережье. Но когда отчалили, их встретил большой турецкий флот, 50 галер. Казаки вступили в сражение, однако море штормило, дул сильный ветер, это давало преимущество большим кораблям. Турки одолели, разметав флотилию, она понесла серьезный урон.
Османские власти устроили по берегам системы сигнального оповещения, высылали эскадры в устья Дона и Днепра. Но ничего не помогало. Стремительные казачьи флотилии опережали сигналы тревоги. А турецких моряков обманывали, прорывались домой другими реками – часто пользовались путем через Миус, откуда волоком попадали в притоки Дона и Днепра. Добычу привозили огромную. Но и погибали во множестве. Потерять за одну кампанию четвертую или третью часть казаков было обычным делом. Для легких лодок были очень опасными черноморские штормы. Волны переворачивали их, выбрасывали на берег, разбивали о скалы, смывали казаков, утаскивая в пучину. Немало жертв было и в боях. А тех, кто попадался в плен, был захвачен на берегу после крушения лодок, турки казнили. Собираясь в поход, атаманы зазывали: «Кто хочет за христианскую веру быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертованным, колесованным, кто готов принять всякие муки за святой крест, кто не боится смерти, приставай к нам».
Но и у себя в Малороссии казаки начинали осознавать себя защитниками веры. Маневр Сагайдачного, записавшего все Запорожское войско в Киевское братство, оказался эффективным. Когда киевский войт (градоначальник) Ходика взялся притеснять здешние храмы и монастыри, объявил православного митрополита незаконным самозванцем, духовенство пожаловалось казакам. Они тут же явились в Киев, схватили войта и утопили. Его преемник и другие польские начальники стали вести себя осторожнее. Открыто нападать на православные святыни уже остерегались.
Но сомнения московского правительства, что Малороссия готова сбросить власть поляков и воссоединиться с Россией, имели под собой весомые основания. Большинство населения еще не осознавало такой потребности. Не понимало, что это единственный выход для сохранения веры и самого народа. У казаков конфликт нарастал более остро. Но рядовых запорожцев пока волновали в большей степени конкретные материальные вопросы: возможность ходить на море, расширение реестра, «вольности» казаков, их независимость от панской власти. А часть старшины полагала, что бунтовать против правительства опасно, да и незачем. Все проблемы или хотя бы часть их вполне можно решить вполне легитимно, в рамках государственного устройства Речи Посполитой.
Этой позиции придерживался гетман Михаил Дорошенко. Он был соратником Сагайдачного, в походе на Москву возглавлял ударный отряд. Как раз он обеспечил взятие большинства русских городов. Поляков он уважал, стремился с ними сотрудничать и удерживал запорожцев от враждебных действий. Дорошенко пытался выполнить и требование королевской администрации о запрете казачьих набегов. Даже отправил послов к крымскому хану, заключать с ним мир. Подписали договор, что казаки не будут ходить на татар, а крымцы не будут ходить на Украину, – впрочем, такое условие сразу же стали нарушать и та, и другая сторона.
А на произвол панов и администрации у казаков копилось все больше обид – их и их родных сплошь и рядом причисляли к «хлопам», облагали крепостными повинностями и податями. Бурлили и реестровые. Их количество значительно увеличилось. Но когда они пытались доказывать, что стали реестровыми, имеют право владеть своими возделанными хозяйствами, их тыкали носом, что земля уже принадлежит тому или иному владельцу. Хочешь быть казаком – иди вон. Хочешь сохранить хозяйство – будешь крепостным. Шляхта не считала реестровых воинским сословием, обращалась, как с бесправной чернью. И отовсюду к казакам стекались жалобы на безобразия униатов. На то, что силой отбирают храмы, избивают православных священников, бросают в тюрьмы, или они исчезают, увезенные неизвестно куда. Народ стонал, что в некоторых местах стало вообще невозможно обвенчать молодых супругов, отпеть покойных, дети остаются некрещеными.