Быль и легенды Запорожской Сечи

А в это же время на Украине очень ощутимо менялась сама атмосфера. В старые времена здешние магнаты выступали покровителями казаков, и это получалось оправданным со всех точек зрения. Воинственная вольница защищала их владения, помогали осваивать пустующие приграничные земли. Местные паны сами участвовали в казачьих походах или организовывали их, и в их имениях умножался трофейный скот, лошади, овцы. Они были и поборниками православной веры, «вольностей», вечно находились в оппозиции правительству, мешали утверждению польской администрации – и их «маетности» заселялись беглыми крепостными, устремлявшимися сюда. Благодаря этому украинские магнаты стали самыми богатыми панами в Речи Посполитой, их владения были самыми обширными, самыми процветающими и доходными.

Но прежние лихие рубаки сходили со сцены, а с их сыновьями хорошо поработали иезуиты. Старый князь Константин Острожский, киевский воевода и главный защитник православия, умер, а его сын и наследник Янош был уже католиком. То же самое происходило с Вишневецкими, Заславскими, Ружинскими. Они не только окатоличивались, но и ополячивались, вживались в состав польской аристократии. Отделялись от родного народа. Презирали его еще сильнее, чем настоящие поляки. Превращались в более ярых врагов православия, чем потомственные католики. Образ жизни «новых» панов тоже менялся. Их суровым предкам для развлечения достаточно было потешиться на охотах, жирно поесть и крепко выпить, поплясать с гостями в своих замках. Потомки предпочитали обретаться в Варшаве. Сверкать при дворе, на заседаниях сената, сейма. Проводить время в круговерти пышных праздников и балов. Паны строили в столице роскошные дома, украшали их статуями и картинами, покупали импортные диковинки, нанимали французских и итальянских поваров, готовивших изысканные блюда.

Гусей, кур и свиней, которых принесут в оброк крестьяне, хозяевам становилось мало. Требовались деньги, и чем больше, тем лучше. Но сами паны никогда хозяйством не занимались, не торговали. Такие занятия они считали недостойными для себя. Хотя выход нашли, стали сдавать свои имения в аренду евреям. Их еще в XIV в. облагодетельствовал литовский государь Витовт. Во время своей борьбы за власть он влез в огромные долги к ростовщикам. Расплачиваться было слишком напряженно, да и не хотелось, и Витовт удовлетворил заимодавцев иначе. Ввел особые законы, иудеи объявлялись под покровительством государства, обижать и оскорблять их запрещалось под страхом серьезных наказаний вплоть до смертной казни.

Поэтому евреев в Речи Посполитой было много. В городах у них имелись особые кварталы, строились синагоги, и их положение оказалось более привилегированным, чем у православных. Ведь их-то закон защищал, а православных – нет. А для панов они получались превосходными партнерами. Они были оборотистыми, деловыми, а для народа чужими, поблажки и сговор исключались. Возник взаимовыгодный симбиоз. Арендаторы благодаря покровительству пана выкачивали из населения прибыли – естественно, не забывая собственный карман. А пан получал наличные и пускал их на ветер.

Ну а борьба с татарами наносила землевладельцам крупные убытки. При набегах сгорят деревни, угонят скот и крепостных. Паны теперь добивались, чтобы на границе поддерживался мир. Пускай лучше король откупается от Крыма ежегодной данью. Он платил из казны, а личные богатства магнатов сберегались. Соответственно, и казаки оказывались помехой. Они были средоточием вольнолюбивых настроений, прибежищем для беглых крестьян, своими экспедициями давали повод для татарских нападений. Казаков принялись усиленно прижимать. В хозяйских имениях пресекли обычай отлучаться на Сечь «казаковать». Отлучился – значит беглый. Взялись и за тех, кто раньше подобным образом заработал себе звание казака. В реестре не состоишь – стало быть, «хлоп».

А сокращение численности реестра дало возможность проводить политику «разделяй и властвуй». Массой в 12 тыс. казаков манипулировать было трудно, она смешивалась с нереестровыми. Контингент в 6 тыс. был гораздо более управляемым. Его поделили на полки, сотни. Ставили командиров из шляхты. Самих реестровых старались оторвать от простонародья и сечевой вольницы. Ты казак – а они мужики. Ты выше их. Те, кто не в реестре, не настоящие казаки, такое же «быдло», в отличие от тебя. Корпус из 6 тыс. – это были уже не 300, не 800 казаков. Это была серьезная сила для усмирения крестьянских волнений, для кордонов и сторожевых баз на Днепре, чтобы взять под контроль дороги на Сечь, перекрывать путь в море. Походы все равно продолжались. Запорожцы, конечно же, знали расположение постов, ухитрялись проскакивать мимо них. Многие реестровые сочувствовали им, «не замечали». Но масштабы операций снизились, флотилии стали гораздо меньше. Впрочем, это компенсировалось выходами лодок с Дона.