Быль об отце, сыне, шпионах, диссидентах и тайнах биологического оружия

– Козловский, не обольщайся, вовсе не поэтому. Если у тебя отберут визу перед самым приездом Никсона, это неминуемо попадет в прессу. Узнает высокое начальство. А они боятся докладывать наверх, что не могут меня отловить. В любом случае счастливого тебе пути, может, когда-нибудь встретимся.

– Видимо, не скоро.

– Ну, пока.

Утром следующего дня машины «наружки» провожали Козловского в аэропорт, и топтуны, следовавшие по пятам, довели его до паспортного контроля в надежде, что я все-таки появлюсь, чтобы проститься с лучшим другом.

А на следующий день в Москву прилетел Никсон, и я отправился его встречать. Ленинский проспект был перекрыт; вдоль всего маршрута за веревочными ограждениями в несколько рядов стояли снятые с работы люди, свезенные со всех концов города, размахивая советскими и американскими флажками, которые раздавали в киосках. Светило яркое солнце, милицейские машины с мигалками сновали взад и вперед, толпа радовалась возможности провести день на воздухе, вместо того чтобы сидеть на скучной работе, играла оптимистическая музыка, и в воздухе висело ощущение праздника. «Полный соц-арт, – подумал я, – вот и Никсон стал советской поп-персоной».

Я прогуливался вдоль газона, помахивая американским флажком, упиваясь своей маленькой победой – я все-таки здесь, вопреки всей оперативной мощи Конторы. Вдалеке послышался гул. Народ заволновался. Еще через несколько секунд появился эскорт мотоциклистов, и мимо нас в сторону Кремля пронеслась кавалькада черных лимузинов, в одном из которых, как мне показалось, я успел различить Никсона, махнувшего мне рукой из-за стекла.

На следующий день состоялась свадьба Игнашева. На нее мы, естественно, не попали, а послушали об этом по «Голосу Америки». Все прошло гладко. За день до саммита в «Нью-Йорк таймс» появилось интервью Дианы о том, что КГБ мешает ей выйти замуж за русского возлюбленного, что у нее отобрали визу, что на жениха было совершено покушение. В назначенный час в сопровождении толпы репортеров Диана прямо из американского посольства проследовала в ЗАГС, где был благополучно зарегистрирован ее брак с Сергеем, приехавшим из больницы с перевязанной головой. Г-жа Никсон и г-жа Киссинджер прислали по корзине цветов и сожаления, что не смогут присутствовать. В прокуратуру больше никого не вызывали, и вскоре молодожены отбыли в Чикаго. Игнашева я больше никогда не видел, но слышал, что это был прочный брак. Оба работали в Чикагском университете, она – профессором славистики; он – библиотекарем, вплоть до своей смерти в автомобильной катастрофе в 1998 году. О судьбе его деверя в ЦК КПСС ничего не известно. А меня тогда так и не поймали, потому что, не дожидаясь конца саммита, мы с Валентиной уехали отдыхать в Крым.

Я вышел из подполья месяца через полтора, вновь начав курсировать по привычному маршруту – от Слепака до Сахарова. Хотя я некоторое время ожидал, что меня побьют или брызнут какой-нибудь отравой (такие случаи бывали), никаких санкций со стороны Конторы не последовало; видимо, «семерочники» были настолько благодарны, что я не стал устраивать демонстраций во время саммита и не навлек на них взысканий, что мой уход от «наружки» решили оставить без последствий. В начале августа Никсон ушел в отставку, и московские отказники подняли за это бокал шампанского, надеясь, что теперь позиции сенатора Джексона усилятся. Мои родители, видя, что со мной ничего не произошло, немного успокоились и поверили в защитную силу détente. Козловский, долетев до Вены, обнаружил, что его тяга на историческую родину еврейского народа исчезла, и поехал вместо Тель-Авива в Нью-Йорк. А я занялся новым проектом – сбором материала для шефа московского бюро «Нью-Йорк таймс» Хедрика Смита, который задумал писать книгу о России.

Глава 7. Империалистические микробы

Пока я бегал по Москве, пытаясь возбудить гнев властей, в СССР происходили грандиозные, хотя и невидимые для непосвященных события, превратившие мою профессию в новую тайную индустрию.

Военная микробиология была обязательным предметом на биологическом факультете МГУ, который все мы – Валя, Таня и я – окончили в 1969 году. В течение четырех семестров мы изучали сравнительные боевые качества всевозможных страшных болезней: чумы, сибирской язвы, оспы, лихорадки Денге и т. п., которые «империалистические государства собирались использовать против СССР» в случае войны. Мы также учили основы биологической защиты, то есть первую помощь, диагностику, логистику, эпидемиологию и т. д. Наш профессор, низкорослый очкастый полковник Исак Максимович Вольпе, изо всех сил старался возбудить у нас интерес к своему жуткому предмету. Но студенты не проявляли никакого энтузиазма, за исключением, пожалуй, одного дня, когда нас всех отвели в запертую комнату в подвале, чтобы примерить нелепые комбинезоны и противогазы. По окончании курса мы получили звание младшего лейтенанта запаса в войсках радиационной, химической и биологической защиты.