Былины и были

Помолчал, собрался с духом,–

«Земля крылась даже пухом,

Ладно, уж страдали мы,

А причём же здесь они?

И скажу вам в разговоре,

Были и средь них герои.

Вам поведаю о птице,

Так тому было случиться,

Я на «Яке» здесь летал,

Мост железный охранял;

Потому, как не крути –

Мог он целый фронт спасти.

Те мосты, что ниже были,

Немцы начисто разбили,

А Саратовский – стоял;

Немец сильно лютовал.

Ведь, минуя все заслоны,

К фронту двигались вагоны,

А в них люди, танки, пушки;

То не детские игрушки.

По мосту на Сталинград

Их везли не на парад.

Дело, было, помню, летом,

Вот гляжу, перед рассветом

Командир в блиндаж идёт

И приказ нам отдаёт:

«Вылетать, как солнце встанет.

Только луч его достанет

Леса на большой горе –

Вы уже не на земле;

Над Саратовом кружите,

Мост от фрицев сторожите.

А тебе (знать мне), приказ:

«Ты у нас, Ванюша, АС,

Тут задание особо;

Только ты гляди брат в оба;

Без ведо́мого пойдёшь.

Верю, что не пропадёшь.

Поднимись на высоту –

За предельную черту,

Чтобы враг те не заметил,

Ну а ты бы фрица встретил,

Что решит пройти тайком.

Почерк нам его знаком –

Прокрадётся тихой сапой

И когтистой стукнет лапой.

Жди его на высоте,

И высматривай везде.

В небе хоть оно не тесно,

Немец любит одно место:

Ориентира сразу два –

«Соколовая гора»,

Крест над церквью, золотой;

Там столкнёшься с немчурой.

Немца, обнаружив, сбить,

И к мосту не подпустить».

Вот взлетел я; солнце низко,

Та гора – совсем уж близко;

Прорезаю облака;

Скрылась подо мной река;

Вот уж я над облаками,

Над воздушными снегами;

Захожу я от светила,

Чтобы видно лучше было;

Тут же замечаю точку,

Но не вижу оболочку,

Нет винта и фонаря,

То привиделось, знать зря;

Явно здесь не самолёт;

В небе кто-то же плывёт?

В точке сокола узнал;

Крылья в небе распластал;

Впереди меня кружит,

Будто небо сторожит.

Знаю, он – летун отменный

И отваги беспримерной;

Да, красив его полёт,

Только он не самолёт;

Не крепка с пера броня;

Знать, родимый, кружишь зря;

Улетел бы для порядку;

Попадёшь ведь в перепалку;

Хоть летун ты и хорош –

Ни за что ведь пропадёшь.

Вот появятся здесь фрицы,

И такое заварится!

Даже бес сам не поймёт…

Тут, гляжу я – самолёт…

Нет, не свой, чужой, оттуда;

Под своего косит Иуда;

Воздух рвёт, гребёт винтами;

Тут я соколу крылами

В знак опасности качнул,

Штурвал малость повернул;

Я ему, а он, брат, мне;

Попрощались в вышине,

В небе быстро разошлись,

Я на немца, а он ввысь.

И могу сказать сейчас,

Немец был из Асов АС,

Ну и я не так уж прост,

Чтоб железо поймать в хвост.

Он на горку

Я под горку,

«Мессер» вверх – я в отворот;

Не подставить, чтоб живот.

Пулемёты небо режут,

Мысли в голову всё лезут:

«Где же сокол, что там с ним?

Что с товарищем моим?

Вдруг, убили мою птицу?

Чтоб им было не родиться!», –

Только так подумал я;

Осмотрелся – мать моя!

Вот он рядом, клюв серпом;

Когти острые крючком;

Повторяет мой вираж

И идёт на абордаж.

Ай, да сокол, ай, да птица!

С толку сбил, похоже, фрица –

Немец бьёт по птице влёт;

Накреняет самолёт;

Перья в воздухе кружатся»

«Если драться, так уж драться.

Это небо не твоё –

Соколиное, моё;

Там, где кружат три пера –

Соколовая гора,

А на ней ориентир,

Дуб с гнездом стоит один,

Отражается в воде,

С соколицей на гнезде».

Ну а немец в этой схватке,

Про меня забыл порядком;

Нажимаю на гашет–

Порчу «мессеру» портрет.

Вижу фриц, того, дымит,

Но ещё во всю летит.

Он ведь тоже не сплошал –

Мне обшивку искромсал;

Самолёт не годен к драке –

Нет ни скорости, ни тяги,

Носом попросту клюёт;

Вот последний мой заход,

Разворот и доворот;

Друг за дружкою следим;

Нет патронов – в лоб летим;

Приближаемся друг к другу…

И тут сокол мой по кругу,

Тоже делает заход;

Разворот и доворот.

Ай, да сокол, ну и птица,

Снова думает сразиться,

Только вес совсем не тот;

Лобовая не пройдёт.

Немец мне в глаза глядит;

Зубы скалит, паразит;

Вижу – он не отвернёт;

Знать, последний наш заход,

А внизу ориентиры:

От фугасов в земле дыры,

С высоты совсем мала

Соколовая гора.

И посыпались с небес:

«Як» в песок по хвост улез,

«Мессершмитт» горит в овраге;

Я за стропы – нету тяги;

Камнем падаю к земле;

Да случилось счастье мне –

Немца ниже парашют,

А не он – то – Божий суд.

Тут уж, брат, не до смотрин –

Парашют на двух один.

Изловчился я как мог –

Хвать фашиста за сапог.

«Мне разбиться!? Много чести»

А на землю – пали вместе.

Немец драться, он силён;

Говорили, что барон,

А я с раненой рукой,

Да со сломанной ногой,

Должен фронт в тылу держать,

Ведь нельзя же отступать.

Встал, дерусь я головой;

Тычу раненой рукой;

«Всё,– подумал я,– конец,

Отлетался молодец»;

Немец стропы отсекает;

Сапогом меня сбивает;

Вынимает пистолет –

«Вот и смерть в расцвете лет».

«Руссишь,– говорит,– капут».

Только, что случилось тут –

Ни сказать, ни описать,

Ни на пальцах показать.

Я лежу и смерти жду;

В дуло чёрное гляжу;

Офицер пружину взводит;

В переносицу наводит;

В небо я глаза отвёл;

Точку чёрную нашёл;

Сокол в небе надо мной;

Улыбнулся я, – «Живой!»

Да, конечно, это птица,

Только вот куда стремится!?

Вырастая на глазах;

Я мигнул, и слышу – «АХ!».

Вижу – немец на земле;

Сокол на его спине;

Когти в теле, клюв в крови;

Я ему кричу: «Дави-и-и!!!»;

Сам от радости не свой,

Немца бью рукой больной

И в азарте, сгоряча,

Выбил руку из плеча;

Глядь, рука, того, весит;

Из предплечья кость торчит.

Но, а мне не до неё,