Читаем Былое и дамы полностью

Былое и дамы

После нескольких жидких хлопков дожившая до конца концерта публика потянулась к выходу, Вагнер повернулся было уйти со сцены, как вдруг заметил очарованный взгляд Мальвиды, все еще стоящей в оцепенении, не в силах прийти в себя после пережитого взрыва эмоций. Их глаза встретились на миг, его глаза были полны слез, ее тоже. Неожиданно для себя она сказала: “Не огорчайтесь, Рихард Вагнер. Вы — гений, а простым людям непросто сразу распознать гения!” И поспешно вышла из зала, даже не услыхав брошенного ей вслед вопроса: “Кто вы?”

На следующий вечер она опять попросила Искандера уложить детей, поцеловала Оленьку, которая ни за что не хотела ее отпускать, и поехала к своим друзьям Альтхаузам, устроившим прием в честь немецкого собрата по оружию. Вагнер узнал ее сразу, как только она вошла. Он подошел к ней и поцеловал ее руку: “Спасибо, незнакомка. Вы спасли меня от самоубийства”. Все было бы прекрасно, если бы после ужина не разгорелся спор о смысле жизни и пружинах человеческой деятельности. Мальвида убежденно доказывала, что человечество можно исправить с помощью образования и разъяснения. Вагнер же, покоренный учением Шопенгауэра, настаивал, что жизнь человека трагична, бессмысленна и неисправима. Он пришел в сильное раздражение и говорил резко и обидно. Он выкрикнул: “Вы утверждаете, фрейлин, что жизнь — это торжество духа, я же, напротив, считаю, что жизнь — это торжество брюха”. И тут же пожалел, что обидел женщину, только что спасшую его от самоубийства. Он опять поцеловал ей руку и прошептал: “Простите”.

Конечно, она его тут же простила — разве можно обижаться на гения? Это было пять лет назад и вот послезавтра будет премьера его оперы в Париже. Она непременно должна услышать эту оперу, но как быть с Ольгой? Она ни разу за все это время не оставляла ее вечером одну.

“Ты отпустишь меня послезавтра вечером в оперу?” — кротко попросила она.

“А тебе обязательно нужно туда идти?”

“Обязательно!”

“Тогда и я пойду с тобой”.

“Но это невозможно! Я боюсь, детей по вечерам в оперу не пускают”.

“Ты боишься, но ведь не уверена? Так давай попробуем!”

И они отправились в оперу вдвоем. Ольга принарядилась так, чтобы выглядеть хоть немножко старше своих десяти лет — она была девочка хорошенькая, высоконькая, смуглая, темноглазая, и в специально приобретенном для этого вечера лиловом платье вполне могла сойти за двенадцатилетнюю. Мальвида купила в кассе два билета и храбро повела Ольгу на контроль.

“Детям на вечерние спектакли вход запрещен”, — объявил хмурый капельдинер.

“Мосье, эта девочка лучшая ученица моей музыкальной школы, — зачастила Мальвида. — Сейчас мы с ней разучиваем фортепианную сонату Рихарда Вагнера и ей очень важно услышать его оперу”.

Ольга сделала книксен. “Пропустите меня, пожалуйста, мосье, — жалобно пропела она. — Я обожаю музыку господина Вагнера”.

Капельдинер перевел взгляд на тонкую шейку Ольги и смягчился: “Ты не будешь вскакивать, шуметь и мешать другим?”

“Что вы, мосье! Я ведь пришла слушать музыку!” Капельдинер поверил хорошенькой девочке и впустил ее в зал.

Но напрасно он опасался, что Ольга будет мешать другим слушать музыку. Оказалось, что другие решили помешать ей — десятки парижских молодых людей встретили революционную музыку Вагнера в штыки. Вскоре после начала оперы они стали вскакивать с мест, орать, свистеть и громко хлопать сиденьями кресел. Шум поднялся такой, что не было слышно ни оркестра, ни певцов. И тогда Ольга нарушила свое обещание капельдинеру. Она вскочила на сиденье и закричала пронзительным детским голосом: “Вон отсюда, идиоты! Вы ничего не понимаете в музыке! Убирайтесь вон! Вон!”

В перерыве бледный Вагнер подошел к Мальвиде.

“Вы здесь? Видели мой очередной провал? И все еще верите в меня?”

“Верим!” — выкрикнула Ольга.

“Это ваша дочь?”

Мальвида не успела ответить, как Ольга пискнула: “Да!” и вцепилась в ее локоть. “Ты храбро меня защищала, девочка. Спасибо. — Он обернулся к Мальвиде. — Вы видите там, возле дверей, бледного мужчину в черном фраке, который неотрывно смотрит на меня? Видите, как надменно он улыбается? Это композитор Феликс Мендельсон. Он счастлив, что меня освистали”.

“Но Феликс Мендельсон умер пятнадцать лет назад”, — робко возразила Мальвида, не в силах разглядеть в беснующейся у дверей толпе бледного мужчину в черном фраке.

“Ну и что? Феликс Мендельсон способен встать из гроба, чтобы увидеть, как меня освистывают!” — сердито буркнул Вагнер.

Мальвида ахнула, Ольга завизжала от восторга. От ее визга Вагнер смягчился: “Не пугайтесь, милые дамы, я пошутил. И приходите завтра обе на обед, который дают в мою честь в парижской ратуше. Я приглашаю”.